СССР. Незавершенный проект - [178]

Так, процесс модернизации шел в России при разных режимах – со второй половины XIX века (отмена крепостного права, промышленная революция, первоначальное накопление, далее – реформы Витте, Столыпина, экономический бум, породивший концерны, синдикаты, крупные монополии, накануне Первой мировой войны…). Более того, сами революции 1905–1907 годов, Февральская и Октябрьская (1917 года) были порождены, во многом, потребностями медленно и «криво» шедшей при царизме модернизации. И, естественно, процесс этот не мог – так или иначе – не продолжаться в Советской России – при Ленине, Сталине, Хрущеве, Брежневе…

Между прочим, в разном политическом оформлении шел процесс модернизации и в странах Запада – и в рамках капитализма (с разной степенью демократичности), и в рамках авторитарно-диктаторских режимов (салазаровско-франкистского типа), и в рамках итальянского фашизма и немецкого национал-социализма. Всё человечество – раньше или позже, с большей или меньшей скоростью – обречено было шествовать через это историческое поле модерна. А политические формы в разных странах были лишь более или менее адекватны этому неизбежному и неостановимому процессу.

Политическая форма сталинизма – террористическая диктатура номенклатуры – была одной из форм, при которой осуществлялся этот процесс, но которая – и это главное для понимания сути дела! – его сужала, деформировала и калечила. И деформировала его так и настолько, что, в конечном счете, результаты этой (сталинистской) формы модернизации оказались РАЗРУШИТЕЛЬНЫМИ для страны. Ситуация глубокой стагнации 70-х годов, экономический обвал 8090-х годов, наконец, сам распад страны и были неизбежным следствием этой – сталинско-номенклатурной – формы модернизации. Вот почему Автор и оценивает сталинский (и его чуть более смягченный вариант – брежневский) режим не как «негативный, с одной стороны, и позитивный – с другой», а как РЕАКЦИОННУЮ форму выполняемой страной и ее народом исторически-прогрессивной работы, форму – негативную и реакционную СО ВСЕХ СТОРОН И ВО ВСЕХ ОТНОШЕНИЯХ.

Со всем этим связана и «патриотическая» составляющая социалистической концепции Автора – немаловажная деталь всей системы его мышления. Сталинисты, брежневцы, андроповцы и их современные полные или частичные единомышленники из партий нынешней номенклатуры, когда встречаются с безусловным и абсолютным критическим отношением к бюрократическому правлению эпохи «реального социализма», с пафосом и агрессией в голосе восклицают, что нельзя-де историю своей страны красить черной краской, что это-де чуть ли не глумление над «подвигом» – хозяйственным и военным – советского народа, что это-де в высшей степени «непатриотично»: какова бы она ни была – это наша история. Так вот, Автор далек от следования «патриотизму» на известный манер: «он, конечно, мерзавец, но это – наш мерзавец (и поскольку он – «наш», «мы» не позволим его чересчур хулить)». Автор же к «мерзавцам» относится иначе. Для него «наших» мерзавцев не существует. Для него все мерзавцы – какой бы они ни были национальной или страновой принадлежности – НЕ НАШИ. А все не-мерзавцы – НАШИ! Для него все те его соотечественники, кто послал в августе 68-го года танки в Прагу громить режим чехословацкого «демократического социализма», – полные и законченные мерзавцы, и все они – «не наши». А деятели Пражской весны (Дубчек, Смрковский, Шилган…), лидер «бархатной революции» Вацлав Гавел – все они (чехи, словаки, евреи…) – все они «наши»!

Автор понимает «национальную гордость» – примерно так, как понимал её Владимир Ульянов в статье «О национальной гордости великороссов» (декабрь, 1914 г.): «Как много говорят, толкуют, кричат теперь о национальности, об отечестве!.. Нельзя разобрать, где здесь кончается продажный хвалитель палача Николая Романова или истязателей негров и обитателей Индии, где начинается дюжинный мещанин, по тупоумию или по бесхарактерности плывущий «по течению». Да и неважно разбирать это. Перед нами очень широкое и очень глубокое идейное течение, корни которого весьма прочно связаны с интересами господ помещиков и капиталистов великодержавных наций. На пропаганду выгодных этим классам идей затрачиваются десятки и сотни миллионов в год… Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великороссов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом… Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим