СССР. Незавершенный проект - [176]

Так рождалась грандиозная идея некоего «переходного» общества, совмещающего в себе буржуазные и социалистические черты, или можно сказать иначе – общества не буржуазного и не социалистического, а совершенно особого типа.

Здесь, по мнению Автора, – зародыш тех идей, которые потом будут развиты Лениным в годы нэпа, в статье-завещании «О нашей революции» и которые будут началом осмысления выдвинутой Лениным (в 20-е годы) задачи – «коренного пересмотра всей нашей точки зрения на социализм». В общем, идея нового, особого, неведомого истории и непредначертанного в марксистской теории социального устройства (в терминологии Автора – «новой формации») берет начало в теоретических построениях марксиста Владимира Ленина. Вот это и есть то направление, на котором концепция Автора «сопрягается» с марксистскими построениями.

Правда, предсказывая возможность (и необходимость) появления нового социального устройства – после победы революции в самодержавной и полуфеодальной России – Ленин ни словом, ни намеком не говорит о возможности превращения этого послереволюционного режима в режим антинародного, тоталитарно-бюрократического типа. Стало быть, дав своими теоретическими исканиями толчок в направлении возможного появления «новой формации», Ленин не может быть, увы, помощником в деле понимания того, что реально случилось в истории России после Октября и какое именно социальное устройство сложилось в стране к 30-м годам XX века.

Весь этот экскурс нам понадобился для того, чтобы подчеркнуть, что признание особых, самобытных – и в классово-социальном, и в формационном отношении – путей развития стран Востока или стоящих на границе Запада с Востоком (таких, как, например, Россия) отнюдь не означает «разрыва» с марксизмом, однако требует его серьезного дополнения и развития (а то и выхода за пределы его классических установок). Формационная специфика России совсем не обязательно должна вписываться в известную формационную «пятичленку» учебников по историческому материализму. «Метаформация», сложившаяся на основе всемирности (глобальности), и новые формации (некапиталистического и несоциалистического типа) – это социальные формы двадцатого столетия, и они требуют внесения серьезных корректив в марксистскую теорию (а в чем-то, повторю, и выхода за ее пределы).

Это к вопросу о сопряжении концепции «новой формации» с формационной теорией марксизма.

Теперь несколько слов о специфических механизмах функционирования этой необычной формации.

Как вы помните, анализируя сталинский «социализм», мы подчеркивали, что, по характеристике Автора, он был «социализмом» лишь на словах: работник не стал «хозяином» и собственность там не стала «общественной», а стала корпоративной собственностью бюрократии, бюрократического сословия, ибо оно, это сословие, определяло цели экономической деятельности, подыскивало средства их достижения и заставляло полностью подвластных им работников трудиться для достижения этих, поставленных бюрократией, целей. Работник по-прежнему был отчужден от средств производства и результатов своего труда. В общем, это НЕ социализм.

Есть, правда, искушение (и ему поддаются некоторые вполне приличные оппозиционные сталинизму теоретики) – представить советско-сталинский строй некой разновидностью «государственного капитализма». Вообще-то сходство с капитализмом тут немалое: и собственность частная (корпоративно-бюрократическая), и рабочий остается наемным работником («наемным рабом» государства). И отчуждение сохраняется, и эксплуатация. Всё так. И всё же это – особая система, особая формация, хотя и родственная капитализму, но далеко с ним не совпадающая; и по-настоящему она может быть понята не через призму капитализма (тогда мы упустим многие важные ее особенности), а без всяких призм – через неё саму.

Так вот, как известно, мотивы деятельности капиталистов определяются производством прибыли, прибавочной стоимости. Капитализм, стало быть, в первую очередь – экономическая формация. Между прочим, этот мотив получения прибыли обусловливает существование черт прогресса в буржуазном обществе: развитие экономики, производительных сил общества – через экономическую конкуренцию, рынок, открытие новых технических возможностей, развитие научного знания (хотя, конечно, и в очень противоречивой форме, которая служит источником всевозможных катаклизмов и кризисов – вплоть до кризисов всеобщих, всемирных, катастрофических).

Бюрократ же (госчиновник «советского» государства) – не экономический субъект, не субъект экономики; его не волнует экономическая прибыль, «прибавочная стоимость», ибо это не его прибыль, не его прибавочная стоимость, он не может ее непосредственно себе присвоить. Там, на Западе, всё ясно, просто и прозрачно: разделение произведенного общественного продукта – по капиталу. Здесь же у чиновника никакого «капитала» нет; у него мотивы и стимулы деятельности иные и система распределения иная, и взаимоотношения с работником другие.

Здесь всем распоряжается, можно сказать, «акционерное общество» бюрократии. Что здесь является «акцией», в соответствии с которой чиновник получает свои дивиденды? Не частный капитал, а занимаемое им КРЕСЛО в чиновной иерархии. Движение по чиновничьей лестнице, из одного кресла в другое – вот стимул деятельности бюрократа. И тут – целая, тщательно отлаженная, система: к каждому «креслу» привязаны определенные жизненные блага и жизненные возможности. И определенные механизмы и средства движения по этой лестнице – то, что потом сложится в систему номенклатуры. Тут свои – специфические – правила, законы, моральные императивы, объективные и субъективные возможности. Ты движешься по этой лестнице, только если свято блюдешь все эти законы и правила.