СССР имени Берия - [69]

Это так, я действительно видела у него на столе банку с остатками компота. Меня послали снять кардиограмму, но когда мы с сестрой подвозили аппарат к комнате товарища Жданова, то он на кого-то сильно кричал по телефону.

Мы отошли и немножко подождали, чтобы он успокоился.

И где-то около полудня я сняла кардиограмму – у товарища Жданова был инфаркт!

– Так. Значит эта, как ее… Партай неправильно делала кардиограммы?

– Нет, я же говорила, Карнай очень хороший врач.

Я просмотрела ЭКГ, снятые Карнай, – до моего приезда у товарища Жданова инфаркта не было!

«Так, – подумал Хрущев, – значит, у Жданова случился инфаркт после того, как он попил компота, привезенного «товарищами из ЦК». Узнать, кто это был? Нет, от этого дела надо держаться подальше!» Он кивнул Тимашук продолжать.

– Так, и что же вы сделали?

– Я доложила консилиуму, что у товарища Жданова инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудоч-' ной перегородки, а они на меня накричали, что я не умею диагностировать ЭКГ и никакого инфаркта у товарища Жданова нет. Они меня тут же отправили обратно в Москву.

Но на следующий день, то есть 29-го, мы узнали, что у товарища Жданова сердечный припадок, и я тут же вылетела на Валдай. Но Виноградов и Егоров не дали снять кардиограмму в тот день, сказав, что это успеется и завтра, но заставили меня изменить в истории болезни мой диагноз.

– Как это – «заставили»?

– Но товарищ Хрущев! – затараторила Тимашук, оправдываясь.

– Ну, кто я, и кто Егоров с Виноградовым!

Я простой врач, а профессора Егорова лично товарищ Кузнецов перевел заведовать кремлевской больницей из Ленинграда.

Вы же помните процесс 1938 года правотроцкистского блока? Ведь суд за неправильное лечение Горького, Куйбышева и Менжинского приговорил к расстрелу врачей Левина, Казакова и Плетнева по заключению академика Виноградова.

Суд Виноградову поверил, а не им.

– Там и других доказательств было много…

– Все равно, без заключения Виноградова их бы не расстреляли.

Так как сравнивать мое слово с его словом?

Но товарищ Хрущев, я ведь не бездействовала! Когда я узнала, что консилиум прописал товарищу Жданову гулять по парку, ходить в кино, я немедленно написала письмо начальнику Егорова – генералу Власику, в котором указывала, что товарищу Жданову нужен постельный режим и терапия инфаркта. Я предупреждала, что такое лечение убьет товарища Жданова. Я тут же, в этот же день передала товарищу Власику это письмо через майора Белова.

– Та-ак! – удивился Хрущев. – Значит, начальник кремлевской охраны генерал-лейтенант Власик знал, что Жданова лечат неправильно?!

– Знал!

– И что же он сделал?

– Для спасения жизни товарища Жданова – ничего.

Егоров по-прежнему предписывал товарищу Жданову увеличивать физические нагрузки, вечером у товарища Жданова был еще один приступ, начался отек легких, и 31-го он умер.

– Но я хорошо помню заключение, врачебной комиссии, и в этом заключении ничего об инфаркте не было, там было что-то такое про болезненное изменение сердца.

– Вот именно! Вот поэтому я и обратилась к вам, – обрадовалась Тимашук, что Хрущев хорошо запомнил те события.

– В момент смерти товарища Жданова я находилась на Валдае и была очевидцем всего. Умер такой большой человек, один из вождей партии и народа. Тело его должны были немедленно самолетом перевезти в Москву и там, в современной операционной, в присутствии консилиума лучших патологоанатомов сделать вскрытие и установить причину смерти. Так ведь?

Хрущев попытался вспомнить.

– А разве было не так?

– Вот именно! Не тело товарища Жданова перевезли в Москву, а в санаторий прилетел патологоанатом профессор Федоров с помощником, и в темной ванной комнате они произвели вскрытие тела товарища Жданова. Как какогото бродяги-алкоголика! И при вскрытии присутствовал не консилиум патологоанатомов, а Кузнецов, Вознесенский и Попков.

– Все трое? – уточнил Хрущев, но Тимашук пропустила мимо ушей его вопрос, в желании рассказать главное.

– И Федоров зачем-то описал инфаркт словами, которые не каждый врач поймет: «некротические очажки», «фокусы некроза», «очаги миомаляций» и тому подобное. А это был инфаркт! Но его скрыли и сообщили, как вы правильно сказали, о смерти от якобы постепенного болезненного изменения сердца.

Никита тут же понял, зачем заговорщики изменили диагноз.

Ведь Сталин знал, что в СССР есть яды, вызывающие инфаркт, и, узнав, что у Жданова инфаркт, он мог бы потребовать провести анализ тканей тела Жданова на наличие яда.

– Я тогда работал в Киеве и ничего этого не знал… – задумчиво покачал головою Хрущев, – Вернее знал, что Политбюро назначило Кузнецова присутствовать на вскрытии тела товарища Жданова, но вот то, что вскрытие происходило в какой-то ванной комнате и что на нем почему-то присутствовали еще и Вознесенский с Попковым, этого я не знал.

«Не сказал Кузнецов об этом, докладывая на Политбюро о результатах вскрытия, не сказал!» – подумал Никита, и уточнил:

– Так получается, что этот Федоров обманул Кузнецова?

– Нет, Кузнецов все знал.

– Почему вы так уверены? – удивился Хрущев.

– Я написала об этом Кузнецову.

– Как?! И ему тоже? – Хрущев был искренне поражен этим врачом.