СССР глазами советологов - [34]
На самом-то деле ее и не было никогда. В Великом Споре, продолжавшемся последние 40 лет, всегда были правы голуби.
Как это ни иронично, именно ястребы сейчас наиболее шумно празднуют победу — даже умеренные республиканцы, которым хочется, чтобы их считали консерваторами. И вообще — такое ощущение, что сейчас американская политика целиком основана на вымышленном предположении, что хотя Горбачев явление положительное, он одновременно суть следствие и достижение западной провидческой политики, твердости, последовательности и солидарности. Если следовать логике этого тезиса, для того чтобы произошли бурные события в 1989 году, США, начиная с 1951 года, вынуждены были в общей сложности потратить 4,3 триллиона долларов (9,3 триллиона — с учетом инфляции) на нужды поддержания мира.
А некоторые идут еще дальше, считая что увеличение администрацией Рейгана военного бюджета на 2 миллиарда долларов в начале 80-х и привело к окончанию холодной войны в начале 90-х. Другими словами, если бы не весь набор способов давления на СССР, примененных Западом после окончания процесса разрядки, начиная с поправки Джексона — Вэника (она обязательным условием улучшения советско-американских экономических отношений поставила облегчение процесса эмиграции евреев из СССР), то в Кремле сегодня сидел бы совсем другой человек. Или в крайнем случае был бы совсем другой Горбачев, который продолжал бы репрессировать диссидентов, высылать отказников в Сибирь, вторгаться в соседние страны, поддерживать диктаторов, финансировать войны в «третьем мире» и вообще — вести себя так, как предположительно должен вести себя советский лидер, занимающий центристскую позицию.
Если согласиться со всем этим, то можно сделать логичный вывод, что политика США не должна претерпеть никаких принципиальных изменений. Именно эта логика и тот комфорт, который она с собой несет, помогли Бушу в начале прошлого года переосмыслить свой изначально пассивный подход к Горбачеву.
Горбачев же на самом деле больше внимания обращает на давление внутри страны, а не из-за рубежа. Советская система рухнула (автор, по-видимому, имеет в виду процесс демонтажа административно-командной системы. — Примеч. перев.).
Вследствие несоответствий и изъянов в самой сердцевине своей структуры, а не потому, что Запад предпринял — или пригрозил предпринять — к тому какие-либо меры. Горбачева значительно больше беспокоит то, что он видит сквозь стекло своего лимузина, и то, о чем сообщают в своих докладах огорченные министры, а не спутниковые фотографии американских ракет, направленных на Москву. Скорби и решительности ему придает именно услышанное от соотечественников в Краснодаре, Свердловске и Ленинграде, а не угрозы, призывы или санкции иностранцев.
У Джорджа Буша и госсекретаря Джеймса Бейкера хватает реализма, чтобы понимать: в ближайшем и относительно отдаленном будущем Горбачеву практически ничем не «поможешь» в его попытках преобразовать экономику. Кстати, США вообще никогда не могли никоим образом даже слегка повредить советской экономике. Инертность, затратный механизм, коррупция были всегда внутренне присущи советской системе. Они есть следствия ран, нанесенных самим себе, а не результат западных бойкотов и прочих карательных мер. Внесение 15 лет назад поправки Джексона — Вэника имело политически символический смысл, но результата — практически никакого: то же самое можно будет сказать, если в этом году поправку отменят.
Думать, что Запад своими действиями мог вызвать сейсмические явления, происходящие сейчас в СССР и его «братских» странах, — значит впадать в софистское заблуждение. Если бы СССР был таким могущественным, каким его считали боявшиеся угрозы с его стороны, сейчас он не претерпевал бы подобных изменений. Сегодняшние события — на самом деле окончательное отрицание общепринятых ястребиных взглядов, которые доминировали на протяжении последних 40 лет, и запоздалая победа проигравших — Кеннана, например, судьбой так похожих на Кассандру.[13]
Если бы взгляды и рекомендации Кеннана восторжествовали раньше, мир бы давно уже пришел к тому, что происходит сейчас, ушел бы от политики сдерживания и — возможно — многого бы достиг быстрее и меньшей ценой.
На протяжении всего прошлого года некоторые вопросы считались чересчур смелыми. Например: «А что, если Горбачев на самом деле хочет разоружаться?»; «Может быть, он действительно готов демилитаризовать советское общество и советскую политику?»; «А вдруг он возьмет и установит у себя в стране такой уровень войск и вооружений, который будет служить реальной основой для его лозунгов о «взаимной безопасности» и «оборонительной доктрине»?».
Конечно же знаки вопроса здесь устарели и потому неуместны. Горбачев давно уже приступил к выполнению положений, приведенных в условных оборотах предыдущего абзаца. Осенью прошлого года престижный Лондонский институт стратегических исследований торжественно заявил, что односторонние сокращения, о которых объявил Горбачев, «по их завершении полностью исключат возможность неожиданного нападения со стороны СССР, которое столько лет беспокоило экспертов НАТО». То же самое заявил в ноябре Пентагон. Признание это имеет особый смысл прежде всего потому, что сделали его те две организации, которые на протяжении многих лет были уверены в существовании подобной угрозы не только на бумаге, но и в реальности.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?