Сшит колпак - [17]
— Первая, вторая — черт знает что. Голова кругом.
— Не отчаивайтесь. Смиритесь. Надо пройти все стадии очищения, прежде чем проникнуть в поле единения. Непроверенный уголок, крохотное пятнышко, ничтожная шероховатость грозят отравлением монодуши.
— Очищение? — Родчин подвигал плечами и тоскливо осмотрел отставшие от стен сырые обои. Хотелось принять горячий душ.
— Таково условие. Вас допустили в великое поле единения, чтобы вы смогли оценить несравненные преимущества бытия в нем. Но вы идете не через колпак, а через историю. Вы постигаете нашу, а мы — историю вашей души, измеряя ее глубину и прозрачность на каждом шагу, перед каждой дверью. Это великий карантинный путь.
— Не потому ли там, на площади, от меня так добивались определения, что же такое история? Или в ваших бумажках нет ответа?
— Бумажках? Каких бумажках?
— На листке, где сказано, что есть человек и что есть сон. Мне казалось, там есть ответы на все вопросы.
— Конечно, если читающий знает ответ. Впрочем, в эту игру с вами играл Сейт-ала. Так вас не пугает предстоящий путь?
— Нет.
— И прекрасно. Вы скажете нам спасибо. Пройдя его, вступив в неведомую вам лучезарную область, вы ощутите такое упоительное блаженство, что даже мимолетное приобщение к нему исторгнет из глаз ваших светлые слезы восторга.
— Какие там слезы, когда мир бестелесен.
— Духовные, идеальные слезы. Они выше и чище соленой воды. Ведь и ваша культура в минуты прозрения приходила к божественной идее духовного единства. — Сейт-бала приосанился, стал даже чуть выше ростом и принялся вещать тоном бывалого лектора: — Возьмем хотя бы неоплатоника Плотина, в представлении которого мир насквозь духовен. Из единой духовной сущности, как свет от Солнца, исходит все. Неразделенное сияние, удаляясь от светила, дробится на души-лучи, которые слабеют, переходя во мрак — в мир тел, мир тления, мир смерти. Каждая душа находится в состоянии трагической раздвоенности, борясь с безжалостной силой, увлекающей ее во тьму, и стремясь вернуться к блистательному источнику. Цель человеческой жизни и состоит в возвращении к Единому, в слиянии душ. Разве здесь, у нас, вы не видите счастливого достижения этой цели?
— Да, но… — начал было Дмитрий. Лектор величественным жестом остановил его.
— Или обратимся к стоицизму, который учил, что миром правит общий разум — пневма, тончайшая огненная материя, пронизывающая горы и реки, травы и деревья, животных и людей. Истинно мудр тот, кто отрешится от мелких страстей и достигнет полного слияния своей пневмы с мировой, общей. Увы, суетные и тщеславные люди отринули это учение. Поддавшись соблазну индивидуализма, они предпочли Эпикура, отгородившего каждого ото всех непроницаемой стеной безмятежного и эгоистического покоя. Но зародыши истины не погибли и в вашей темной, больной цивилизации. То там, то здесь на протяжении веков вспыхивало пламя чистого самоотречения. Вспомним Да-тун — китайское учение о единении душ, прсветленный новый мистицизм, процветавший некогда в машинной Америке…
— Но откуда вы все это знаете? — решительно перебил Родчин. — Из моей памяти этого извлечь нельзя, я почти не знаком с античной, да и более поздней философией.
— Во-первых, вы плохо представляете, сколь много хранится в подвалах именно вашей памяти. Но есть еще ваши спутники и те, что пришли раньше и соединились с нами, вошли в нас, стали нами.
— Ю-Ынбу, Кваша…
— Да. Мы изучаем историю вашей души, а она есть сколок истории вашего мира. Мы ведь ничего не скрываем, так не справедливо ли будет и нам получить равную меру знания? Ведь Цицерон называл историю наставницей жизни. А Тит Ливий, его последователь, полагал, что из рассмотрения прошлых событий извлекаются поучительные примеры, наставляющие, помогающие сделать заключение — чему подражать, чего избегать.
— Неужели совершенный Нус нуждается в наставнике? И неужели таковым может служить наша история?
— Он потому и совершенен, что не пренебрегает ни одной крупицей чужого опыта, обращая его в свой. Потому он и стал источником подлинного знания, который согреет и оживит вас.
— Пока я замерз в этом склепе, — сказал Дмитрий.
— Знаю, знаю. — Карлик хлопнул в ладоши. — Мы уходим.
Дверь открылась, и вялые лучи высветили желтый прямоугольник на полу. Из развороченного лака торчали концы веревок. Выходя, Родчин старался не ступать на них. Сразу за домом росла колючая зелень. Они пошли по тропинке. Солнце пригревало. За плетеным забором звенел голос. Босой мальчишка маршировал, окуная ноги в теплую пыль.
Мальчишка победно размахивал прутом, неожиданно ударяя по сохнувшим на заборе горшкам.
После меткого удара горшок вздрагивал и осыпался коричневым ручьем осколков.
— Я его знаю, — сказал Дмитрий.
— Конечно, — сказал Сейт-бала. — Он повезет вас к улшским заилам слушать старого онгерщика.
— Он уже возил меня, — сказал Дмитрий.
— Повезет, возил — это одно и то же. Здесь время течет во все стороны сразу. Потому нам и нужно узнать, что такое история.
Глава седьмая. ГАЛОШИ ХАШУРЦА
Маленькая Люс смертельно больна. У ее отца остался последний выход — испробовать в действии машину времени, отправиться на пятьсот лет вперед в поисках лекарства для Люс — в слепой, но твердой убежденности, что люди далекого будущего не только намного разумнее, но и намного добрее людей XX века.
«…Илья, хоть и с ленцой, принялся за рассказы. Героя он нередко помещал в заваленную снегом избу или на чердак старой дачи, называл Ильей, снабжал пачкой бумаги, пишущей машинкой довоенной породы… И заставлял писать. Стихи, рассказы. Длинный роман о детстве.Занятие это шло туго, вещь не клеилась, в тоске и мучениях бродил герой по хрустким снежным тропинкам или шуршал листьями в сентябрьской роще, много и плодотворно размышлял. И всегда наступал момент, когда в повествование вплеталось нечто таинственное…» (В.
Всего лишь один день из жизни героев, своего рода современных старосветских помещиков, описан в этой скромной по размерам книге (не в пример знаменитому «Улиссу» Джойса, на сходство с которым автор иронично намекает), и реальное дело, им предстоящее, тоже всего лишь одно: надо спилить березу. Но вокруг этой незамысловатой истории сплетена, говоря словами Дмитрия Быкова, причудливая сеть из странных персонажей, воспоминаний, цитат, новелл и даже кулинарных рецептов. Пойманный в эту сеть читатель не может освободиться до последней страницы: наблюдения героя, размышления о том, почему именно так сложилась его жизнь, да и не только его, оказываются интересными и близкими очень многим.
Герой романа на склоне лет вспоминает детство и молодость, родных и друзей и ведет воображаемые беседы с давно ушедшей из жизни женой. Воспоминания эти упрямо не желают складываться в стройную картину, мозаика рассыпается, нить то и дело рвется, герой покоряется капризам своей памяти, но из отдельных эпизодов, диалогов, размышлений, писем и дневниковых записей — подлинных и вымышленных — помимо его воли рождается история жизни семьи на протяжении десятилетий. Свободная, оригинальная форма романа, тонкая ирония и несомненная искренность повествования, в котором автора трудно отделить от героя, не оставят равнодушным ценителя хорошей прозы.
В лесной сторожке молодой человек дважды увидел один и тот же сон о событиях времен войны, которые на самом деле происходили тогда на этом месте. Тогда он выдвинул гипотезу: природа записывает и хранит все события. В местах пересечения временных потоков наблюдатель может увидеть события из другого временного потока. Если найти механизм воспроизведения, станет действовать закон обратимости.
Сигом прилетел исследовать планету, очень похожую на Землю. Здесь есть море и берег, солнце и небо. Надо было работать, действовать, но сигом только сидел на берегу, смотрел на море и размышлял. Такое с ним случилось впервые.
Несколько лет назад Владимир Левицкий сильно пострадал при пожаре. Он получил ожоги и переломы, а кроме того, ему раздробило рёбра, и врачам пришлось удалить у него правое лёгкое и часть левого. Теперь же он — неоднократный чемпион Европы по лёгкой атлетике и представляет СССР на международных соревнованиях. Возможно ли это?
К воспитателю пришел новый ученик, мальчик Иосиф. Это горбатый калека из неблагополучной семьи, паралитик от рождения. За несколько операций медики исправили почти все его физические недостатки. Но как исправить его тупость, его дикую злобу по отношению к взрослым и детям?
К воспитателю пришел новый ученик, мальчик Иосиф. Это горбатый калека из неблагополучной семьи, паралитик от рождения. За несколько операций медики исправили почти все его физические недостатки. Но как исправить его тупость, его дикую злобу по отношению к взрослым и детям?
Об озере Желтых Чудовищ ходят разные страшные легенды — будто духи, или какие-то чудища, стерегут озеро от посторонних и убивают всякого, кто посмеет к нему приблизиться. Но группа исследователей из университета не испугалась и решила раскрыть древнюю тайну. А проводник Курсандык взялся провести их к озеру.