Срок жизни - [7]

Когда прозрачный пластиковый контейнер опустился на площадку, первый планетянин подошел к нему и начал внимательно изучать его устройство и содержимое. Переводчик остался возле командира и Дэвиса. Некоторое время он молча смотрел на них, потом неожиданно заговорил.

— Вы не волнуйтесь, — очень тихо сказал он. — Все будет хорошо. Такая встреча — дань осторожности.

Командир и Дэвис не шевельнулись.

— Мы ничего не боимся. Ведь мы не несем никакой опасности.

— Я в этом убежден, — сказал переводчик, — но не все разделяют эту мою убежденность. Некоторые в своих подозрениях зашли очень далеко…

— Знаем, — перебил его Дэвис. — Но почему вы нам сообщаете об этом?

— Я был против некоторых мер предосторожности.

— Как же вы оказались здесь? — спросил командир. — Ведь могли вместо вас пригласить другого.

— Нет, не могли. Я один сумел так быстро освоить вашу речь…

Первый планетянин окончил осмотр контейнера и подошел к переводчику. Последовало короткое объяснение. Наконец переводчик обернулся к командиру.

— Нам придется изучить большой материал. Поэтому понадобится некоторый срок. Мы считаем, что это можно сделать…

Переводчик ненадолго замолчал, закрыл глаза и стал беззвучно шевелить губами, видимо переводя намеченный срок на земное время. Потом он посмотрел на командира и Дэвиса и закончил:

— …примерно за два года.

— Может быть, вы хотите сказать — за два месяца? — спросил командир.

— Два месяца — это шестьдесят дней? — уточнил переводчик и, получив утвердительный ответ, сказал: — Нет, зачем такая торопливость? Именно за два года.

Командир и Дэвис некоторое время не могли ничего сказать. Потом Дэвис выпалил:

— Да вы что! Два года торчать на вашей планете и ждать, пока вы соизволите прокрутить кассеты и прочитать книжки?

— Ничего не понимаю. Два года — это же ничтожно малый срок для такой работы.

— Если вы намерены задержать нас на планете на длительное время, резко сказал командир, — это вызовет осложнения. Мы не позволим держать нас в плену.

— Ничего не могу понять! — Переводчик с удивлением глядел на командира. — Почему длительное время? Всего два года! Каких-нибудь два года!

И вдруг переводчик замолчал. В глазах его мелькнуло что-то похожее на любопытство. Он подошел к командиру и тихо спросил:

— Сколько же лет живет человек, если два года для вас много? Какой срок жизни отпущен вам природой?

— В среднем, — ответил командир хмуро, — человек живет восемьдесят лет.

Переводчик отшатнулся, пораженный. Потом он схватил за руку первого планетянина, оттащил его в сторону и принялся с жаром что-то объяснять. По тому, как планетянин взмахнул руками, стало ясно, что новость потрясла и его. Когда они вернулись, командиру и Дэвису показалось, что на них смотрят с состраданием, как на обреченных, доживающих последние часы.

— Мы постараемся изучить все материалы за десять-пятнадцать дней, сказал переводчик. — Конечно, два года — это для вас очень большая часть жизни. Очень большая!

— Сколько же живут обитатели вашей планеты? — спросил командир.

— В среднем?

— Да, в среднем.

— Две тысячи лет, — ответил переводчик медленно, как будто ему трудно было признаться в этом людям с Земли.

3. СРОК ЖИЗНИ

— Вот так прямо и сообщил, — продолжал свой рассказ Барк, — две тысячи лет, говорит. В среднем. Ты, конечно, думаешь, что мы, как услышали такое, сразу от удивления попадали. Какое там! Тогда нам было начхать, сколько лет они живут на этой планете. Хоть пять тысяч! Мы все прислушивались и соображали, что они с нами делать собираются. Обойдется все по-мирному или нет.

Барк замолчал, покосился на бутылку, протянул было к ней руку, но почему-то раздумал.

— Так что поначалу мы не сообразили, куда прилетели и как все это обернется. Да и на слова этого типа про две тысячи лет не обратили особого внимания. А когда начали идти дни, сперва кто-то раз это число назвал, потом два, а потом уже и счет потеряли. Как начинается какой-нибудь разговор, сначала все идет нормально, а смотришь, опять на две тысячи лет сворачивает. Сперва, значит, говорили: вот бы, дескать, космонавтам — для дальних рейсов восемьдесят лет вроде маловато. Две тысячи как будто получше. А Остин про жену свою заговорил, а она лет на двадцать моложе его. Опять, значит, получается, что, живи он дольше, мог бы жену хоть на пятьсот лет моложе взять. Еще про вашего ученого говорили, который всю жизнь потратил на расчет нашего полета. А Дэвис и заявил: «Подумаешь, тоже жизнь, каких-нибудь восемьдесят лет». Дальше — больше. И, знаешь, обидно как-то становилось. Ведь получается, что нам, людям, в общем-то не повезло, а им вот подфартило. Это всегда так. К одним счастье само приходит. А к другим не идет.

Барк повернулся к стойке и долго смотрел в глубину зала, в полутьму.

— Вот возьми Катрин, — продолжал Барк. — Что она сделала для того, чтобы быть красивой? Ничего. Природа подарила — и все… А этот ее плюгавый… Он чем виноват, что таким уродился? Обошла его судьба, обидела. И так везде. Одним задарма, а другим — хоть разорвись, не получишь. Ты, конечно, скажешь: человек себе хозяин и своей судьбе тоже. Оно верно, да не везде. Ты хоть зубами грызи землю, а с мордой будешь ходить, которую тебе природа дала. Вот и срок жизни тоже. Меньше хочешь сделать — это можно. Кури, пей, гуляй — это ты сам хозяин. А вот две тысячи лет — тут, брат, ничего не поделаешь.