Срезающий время - [87]
– А вы не допускаете такой возможности, что она дочь этого Эдмона, – предположил я.
– Нет! – твердо ответил граф. – Конечно, я спрашивал его, и в ответ он поклялся на кресте, что ребенок этот – не просто месть одной очень высокопоставленной особе, а козырная карта, которая откроется лет через десять. Вы же полны азарта, и уже сейчас пытаетесь просчитать возможные комбинации, я правильно понял?
– Позвольте, насколько я понял, срок давно уже вышел.
– Как знать, – задумчиво ответил граф, – как знать. Жене давно разочаровался в политике, и насколько я знаю, осел где-то в Нью-Йорке, женился на дочери губернатора[66] и возвращаться в Европу не собирается. Однако совсем недавно от него пришло очередное письмо, и за столько лет он впервые вспомнил о нашем давнем уговоре.
– Дайте угадаю, он справлялся о здоровье девочки?
– Вполне возможно, но срок, как только что говорили вы, вышел.
– Из всех знакомых, – с улыбкой объявил я, – вы самый неправильный граф. Какое приданое будет за Полиной?
Граф внимательно заглянул мне прямо в глаза и, не отрывая взгляда, проговорил три слова:
– Имя ее родителей.
– Заманчивое предложение, – произнес я, выставив перед собой ладони, и покачивая их, словно чаши весов. – С одной стороны – документ на триста тысяч, а с другой – смазливая девица с непонятной родословной. Двести фунтов золота и всего одна… Мне надо подумать.
– Конечно, мой дорогой, – почти мурлыкая, любезно проговорил граф, – конечно подумайте. И да, смазливая девица все же виконтесса на сей момент. Приятных сновидений.
разговор, который я не мог слышать
– Ты все слышал, брат, – сказал граф, когда из-за отодвинутой в сторону картины якобы Артура II вышел тощий священник.
– Не понравился мне этот русский, – сказал Жюль, садясь еще на теплый стул. – Но мне кажется, наживку он заглотил.
– Еще как заглотил. Поверь моему опыту, он авантюрист и самый настоящий выжига. Но ничего, как крючок воткнется в губу, никуда он не денется. Полина сделает все, что я прикажу.
– А тебе не жалко Полину? Я же видел, как ты любил ее в детстве. Девочка ни в чем не виновата, к тому же ты воспитывал ее как свою дочь столько лет. Неужели ни капли сожаления?
В беседе двух братьев воцарилась грозная пауза, но неожиданно она прервалась тихим блеющим смешком, настолько неуместным в тот момент, что задавший достаточно серьезный вопрос священник не поверил собственным ушам. Граф смеялся, прикрыв глаза ладонью, бессильно откинувшись на спинку кресла.
– Мне жалко лишь самого себя, – внезапно прекратив смех, ответил граф. – Жалко, когда я поверил в золотые горы этого пройдохи Жене и дал денег на дорогу и его прожекты. И любил ее больше ты. Вспомни, как ты подтирал метрику и, записывая, поставил кляксу, а потом сказал, что сам Бог оставил росчерк. Впрочем, если все выгорит, то Эдмон-Шарль не соврал.
– Получается, что так. Кстати, а кого ты наметил в таинственных родителей. Жене же не глупец, и не раскрыл бы свою тайну. Поди, пытался узнать, а?
Граф отмахнулся от священника, мол, нечего такие пустые вопросы задавать, и нехотя произнес:
– Придумаю что-нибудь. Надо будет разузнать, кто сейчас пользуется влиянием при дворе русского императора. Александра расспрошу, пока он не уехал, хоть какой-то толк будет. Совсем от рук отбился.
Жюль взглянул на бронзовый подсвечник, любуясь огоньком свечи, и тихим голосом произнес:
– Мне отчего-то кажется, что в этот раз тебе не удастся выйти сухим из воды.
– Поясни.
– Ты помнишь его рекомендательные письма, – продолжал говорить Жюль, – вернее одно из них, от губернатора округа Олбани. Клинтон, кажется. А теперь вспомни, где поселился Жене, и на чьей дочери он женился. И после этого ты будешь утверждать, что русский не встречался с Эдмоном?
Граф некультурно высказался, а священник продолжал:
– Теперь вспомни, о чем спрашивала Полина у гостя за столом?
– Холодно ей было… В зале действительно страшный холод. Я раньше не замечал, а сейчас без войлочных стелек никуда.
– Она спрашивала про шахматы, – перебил брата Жюль. – Здесь, в замке, лишь два человека были увлечены этой замечательной игрой, а теперь появился и третий.
– Обожди, я помню, как ты играл в эти фигуры с Жене, – произнес граф.
– И ни разу не одержал победы, – с ноткой сожаления в голосе сказал священник. – А здесь на сто лье вокруг никто мне не соперник. Как ты думаешь, хороший фехтовальщик захочет оценить мастерство собрата по оружию, если тот прибыл с другого конца света?
– А я-то думал, что это мы водим русского за нос.
– Никогда не переоценивай свой гений. Это тебе не Шарлотта Корде, которую ты ловко науськал. Все его поступки говорят о том, что он слишком подготовлен, и пара предъявленных векселей далеко не последнее, что он может достать из рукава. Я бы удавил его этой ночью, но боюсь, что действует он не в одиночку.
