Срезающий время - [77]

– Надо изловить и вывезти сюда одного нехорошего человека – лейтенанта Макрона, – произнес в конце рассказа Полушкин.

– Хорошо, – сказал я. – А вы хоть знаете, где его искать? И с чего вы взяли, что он нехороший человек? Может, у него молодая жена и семеро по лавкам, а сам он примерный семьянин, верный друг и просто веселый парень.

– Он, может, и такой замечательный, как вы только что описали, Алексей Николаевич, но что-то мне подсказывает, что душа его черна. Он капитан таможенного корвета из Кале, обеспечивающий блокаду Англии со стороны датчан. А эта работа волчья, урвать и хапнуть, иными словами. Это как говорил Суворов про интенданта после пары лет службы. Поверьте мне, должность портит. И если говорить напрямую, то мне все равно, какой он там весь из себя. На кону судьба моего друга, и я ни секунды не стану колебаться, чью сторону выбирать: свободу Василия или Макрона.

– Я в деле. Только три вопроса: какой выберем маршрут до Кале, когда выезжаем и не позвать ли нам с собой Андрея Петровича.

– Едем через Москву, – довольный моим согласием тут же стал рассказывать Полушкин. – Так в подорожной фельдъегеря указано, а мы, стало быть, его станем сопровождать. Известный сундучок повезем, который мы случайно обнаружили. Сам губернатор распорядился. Говорят, лично пересчитывал фальшивки.

– В Москве хоть есть где остановиться?

– Генрих Вальдемарович написал письмо своему знакомцу Ираклию Ивановичу Моркову. Он хоть и в отставке, но все же генерал-майор. Посодействует и подскажет. Да и спокойней так будет. В стольном граде мы отчитаемся и сразу за Макроном. Выезжать желательно на этой неделе, пока не так прохладно, а то к Рождеству морозы ударят, да такие, что отплыть не сможем. Ну, а насчет Андрея Петровича ничего не скажу. В делах он с нами не участвовал и можно ли на него положиться, не знаю.

– Андрей Петрович, – поучительно сказал я, – владеет французским языком как родным, чего не скажешь о вас. Да и меня, с моими познаниями, сразу определят в иностранцы, и ни о каких тайных операциях можно будет не говорить. Интересно, вы как себе представляли общение с местными? Кочергу в зад или утюг на пузо и пытать, пока не заговорит на чистом русском?

– С утюгом, конечно, занятно получилось бы, – произнес Полушкин. – Но в чем-то вы правы. Мы рассчитывали найти кого-нибудь, русского человека в любой стране отыскать можно, он бы и толмачил.

– Ну да, – с сарказмом высказался я. – Он бы вам натолмачил на десять лет без права переписки. Так что приглашаем Ромашкина однозначно. Я предлагаю вот что: Ты, Иван Иванович, вместе с Василием Фомичом едете в Москву, делаете свои дела и добираетесь до Петербурга. Там и встретимся. Хотел я на каретную фабрику в конце зимы ехать, да, видимо, сейчас придется. Искать меня стоит на заводе Берда или в гостинице, на Исаакиевской площади в доме Энгельгардта. Если не найдете, то смело ступайте в «Заезжий дом» Демута[52], снимайте комнату и дожидайтесь. Если меня не окажется спустя трое суток, значит, что-то случилось, и вы уже действуете по обстоятельствам.

Через два дня я и Ромашкин со своим слугой готовы были выехать в Санкт-Петербург. Приобрели подорожную, забили изготовленные в Борисовке сани полезным в дороге скарбом и отправились покорять снежные просторы. К моему удовлетворению, всю дорогу мы ехали с ветерком и комфортом, по крайней мере, до Москвы, а вот семьсот семьдесят верст до Петербурга, довольствовались только вторым. На удивление тракт оказался загруженным и, несмотря на подорожную, ожидать смены лошадей можно было сутками. Впрочем, не имея стеснения в средствах, один раз я просто купил новых, но, даже несмотря на это ухищрение, дорога растянулась на две недели. К слову, простая телега весной, по улучшенной, фашинной дороге преодолевала расстояние между столицами за полтора месяца.

* * *

В приемной было довольно натоплено, и собравшиеся в живой очереди пара прусских негоциантов, сидевший особнячком какой-то дворянчик из Австрии и шумно говорящие скандинавы обсуждали внезапное похолодание. А именно беспощадный русский мороз, сковавший на огромных речных просторах более четырех тысяч судов[53]. Насколько я понял из их беседы, решить свои проблемы с застрявшим грузом на Тихвинской системе они не надеялись, но на какие-то льготы явно рассчитывали. Сидевший у двери за бюро, как преданный пес – секретарь, впускал к высокому чиновнику строго по списку, который был заранее согласован с письменными прошениями, в коих были изложены сути просьб. Такую бумагу стоило подавать как минимум за неделю, но я это сделал сегодня, просто указав, что хочу обменять полмиллиона франков на иную валюту. Честно говоря, у меня была небольшая надежда, что департаменту государственной экономии наличные билеты могут пригодиться, но как же я ошибался. Учреждение напомнило мне поверхность стоячего болота, подернутого зеленоватой плесенью, возмущающегося только тогда, когда кто-нибудь, забавляясь, бросает в него камешки. И как обычно, кроме пустого «бульк!» ничего не произошло. Спасибо, что хоть приняли, пусть и самым последним, за пару минут до окончания приема.