Средний возраст - [177]

Вспомнились Цяо Гуанпу и «двенадцать острых ножей». Десять лет тому назад, в бытность его директором, на каждой линии появилось по одному-два передовых рабочих, которые особенно ответственно относились к своему делу, лучше и быстрее всех выполняли производственные задания. Они были гордостью завода. Всего их было двенадцать, этих «острых ножей».

— Никого из них не осталось, — печально сказала Тун Чжэнь. — Каждый подыскал себе местечко поспокойней, работу полегче. Кто ушел в сторожа, кто — в вахтеры, кто стал контролером. Один даже стал начальником цеха. Четверо из них на собрании открыто обвиняли тебя в том, что ты якобы разлагал их материальным поощрением.

Цяо Гуанпу махнул рукой.

— Я на них не держу зла. Кто меня в то время не ругал? Кто не возводил напраслину? Это было вроде эпидемии. Если помнить только плохое, то незачем возвращаться на завод. Попробуем опять пустить в дело «двенадцать острых ножей», а если не получится с ними, придется затачивать новые. В технике не обойтись без резца.

Взгляд Цяо Гуанпу радовался виду работающих станков. Для несведущего это был всего лишь грохот моторов и лязг металла. Специалист же смотрит в корень, его глаз замечает каждую деталь, каждую мелочь. Цяо Гуанпу задержался перед станком, на котором работал молодой рабочий. Парень небрежно бросал прямо себе под ноги готовые детали, движения у него были вялые и медленные. Цяо Гуанпу наклонился и поднял с пола только что сработанную деталь. Она была явно бракованной. А паренек знай себе напевает веселую песенку, и такой у него беспечный вид, что Цяо Гуанпу, не сдержавшись, крикнул:

— А ну прекрати петь!

Рабочий не знал его. Он лукаво подмигнул Тун Чжэнь и запел еще громче:

Эх, мамочка, не сердись на молодых,

Непутевые мы, да веселые…

— Прекрати петь! — повторил Цяо Гуанпу и так сурово посмотрел на парня, что тот невольно стушевался. — Ты кто — слесарь или утильщик? Изучал технологию? Знаешь, что такое гнать брак и что за это полагается?

И хоть был этот парень явно не из робкого десятка, властный тон незнакомца подействовал на него, он притих. Цяо Гуанпу попросил у Тун Чжэнь носовой платок и провел им по станку. Платок стал черным.

— Так-то ты бережешь государственное оборудование! Повесь этот платок на свой станок, и пусть он висит, пока я не приду и не проверю, но уже с белым полотенцем. Если оно останется чистым, заменишь им грязный платок.

Вокруг них собралась группа рабочих.

— Завтра я прикажу отделу оборудования, — продолжал Цяо Гуанпу, — на каждом станке повесить по белому полотенцу. И впредь буду лично проверять, как вы следите за станками.

Один из пожилых рабочих узнал Цяо Гуанпу, он потихоньку дал знак парню: перед тобой, мол, важное начальство, что ж ты попадаешь впросак. Тот еще больше смутился и, торопливо схватив носовой платок, прикрепил его на какой-то рукоятке. Это не ускользнуло от внимания Цяо Гуанпу, он пристально посмотрел на рукоятку, покрытую толстым слоем машинного масла и пыли. Она выглядела так, будто к ней годами никто не прикасался.

— Для чего эта рукоятка? — спросил он парня.

— Не знаю.

— Разве на ней не написано?

— Написано, но не по-нашему. Я не понимаю.

— Сколько лет ты работаешь на этом станке?

— Шесть.

— И ни разу не прикасался к этой рукоятке?

Парень кивнул. На левом виске Цяо Гуанпу вздулась вена.

— Кто может объяснить, для чего предназначена эта рукоятка? — повернулся он к другим слесарям.

То ли они и впрямь не знали, то ли не хотели ставить своего товарища в еще более неловкое положение, но никто не проронил ни звука.

— Тогда объясните вы, товарищ инженер, — попросил Цяо Гуанпу свою спутницу.

Тун Чжэнь с готовностью подошла к парню, перевела с английского языка надпись на рукоятке и пояснила, что она предназначена для смазывания станка и каждый день перед пуском нужно несколько раз нажать на нее.

— Как тебя зовут? — снова обратился Цяо Гуанпу к парню.

— Ду Бин.

— Что ж ты, Ду Бин, поешь во время работы? Весело тебе? Не оттого ли, что изобрел новый метод работы, «дикарский» — так я его назвал бы. Это ж надо — шесть лет не смазывать станок! Имя твое достойно того, чтобы его увековечили. — И вдруг иронические интонации в его голосе сменились жесткими: — Скажите начальнику цеха, чтобы немедленно остановили этот станок. Он наверняка в аварийном состоянии.

Цяо Гуанпу резко повернулся и зашагал к выходу. Напоследок он услышал у себя за спиной чей-то голос:

— Ну что, Ду Бин, всыпал тебе горяченьких наш бывший директор?

А Цяо Гуанпу словно прорвало.

— Этим невеждам установи хоть самое современное оборудование, они и его загубят! — горячо говорил он Тун Чжэнь.

— Думаешь, Ду Бин — самый плохой рабочий на заводе? — спросила она его. — Уверяю тебя, не самый.

— Тоже мне, утешила! Ты только подумай: шесть лет человек работает на станке, и никому дела нет до того, как он с ним обращается! Хороша организация производства! Вам здесь всем наплевать на работу. Я имею в виду вас, инженеров-технологов.

— Что? — недовольно переспросила Тун Чжэнь. — Это последнее дело — сетовать на подчиненных.

В седьмом цехе, куда они теперь пришли, как раз шло испытание нового двухсотшеститонного стана, привезенного из Западной Германии. Управлял станом очень молодой немец. Цяо Гуанпу удивился: иностранец, а работает в ночную смену. Тун Чжэнь объяснила, что во время монтажа в электронной схеме обнаружились неполадки, и фирма «Сименс» прислала специалиста-электронщика. Ему двадцать три года, зовут Талль. Летел он к нам через Японию, да так увлекся восточной экзотикой, что о времени забыл. Из-за этого опоздал к нам на неделю. А поскольку боится, что мы пожалуемся на него фирме, то вкалывает сейчас за троих. Меньше чем за три дня справился с делом и сейчас ждет окончания испытаний. Специалист высокого класса. Зато и погулять умеет. Но смотреть, как он работает, — одно удовольствие.