Средний путь. Карибское путешествие - [23]
Когда Джеймс Поуп-Хеннесси посетил Тринидад перед войной, он посчитал «тошнотворным» вид негритянок, распевающих «Лох Ломонд». А всетринидадская кампания против стихотворений о нарциссах (именно о нарциссах, так как стихотворение Вордсворта «Нарциссы» — должно быть, единственное стихотворение, которое прочел почти каждый тринидадец), вдохновлявшаяся тем, что тринидадские дети никогда не видели нарциссов, развернулась очень широко и надолго. Я лично не понимаю, почему кто-то должен отказывать себе в какой бы то ни было литературе и каких бы то ни было песнях. Нелепость начинается тогда, когда девушки, поющие «Лох Ломонд», притворяются шотландками. Тринидадцы это знают: тот, кто хочет носить килт, пусть делает это в Шотландии. Однако ум тринидадца не находит ничего нелепого в том, чтобы притворяться американцем в Тринидаде, и хотя столько усилий потрачено на кампанию против Вордсворта, ни один человек не сказал ни слова против той фантазии, в которой протекает каждый день жизни тринидадцев.
Они никогда полностью не смогут полностью совпасть с тем, что читают в журналах или смотрят в кино, и чем дальше, тем трагичнее будет восприниматься эта невозможность, поскольку для всего остального их разум закрыт. Конечно, идеал и реальность никогда не совпадают. Но тринидадская фантазия является формой мазохизма и обманывает куда больше, чем та, что заставляет бедных обожать фильмы про богатых или английскую певицу усваивать американский акцент. Это расхождение между Эмили Пост с ее «Школой свиданий», публикуемой в «Тринидад Гардиан» («Перед свиданием мужчина должен заехать за женщиной к ней домой»), и калипсо, автор которого носит кличку Воробей:
Вплоть до недавних пор негр в Новом Свете вообще не желал вспоминать свою историю, считая естественным, что он живет в Вест-Индии, говорит по-французски, по-английски и по-голландски, одевается на европейский манер или близко к этому, имеет с европейцем одну религию и одну кухню. Писатели-путешественники не смогли придумать ничего лучше, чем называть его «туземцем», и он согласился и на это. «Мой солнечный остров вот, — поет Гарри
Белафонте, — вечно вкалывал здесь мой народ». Африка была забыта. Самое удивительное, что Африка, с первых дней рабства и задолго до того, как европейцы принялись ее делить, стала постыдным воспоминанием, хотя могла бы стать мифической землей свободы и благодати, хранимой в тайных легендах. Такая Африка была видением Блейка, но не негров Нового Света — если не считать немногих, например, мятежного солдата Дагга с Тринидада, который в 1834 году собрался идти на восток до тех пор, пока не придет домой в Африку. В 1860 году, через двадцать лет после отмены рабства, Троллоп писал:
«И все же, очень странная эта раса негров-креолов — то есть негров, рожденных вне Африки. У них нет собственной страны, но нет и страны, которая стала бы им своей. У них нет собственного языка, но нет и языка, который стал бы им своим; они говорят на своем ломаном английском так, как говорит необразованный иностранец на языке, которого не изучал. У них нет идеи страны, и нет гордости за свою расу. У них нет собственной религии, и едва ли можно сказать, что у них как у народа есть религия, которая стала бы им своей. Вест-индский негр не знает об Африке ничего, кроме того, что это слово ругательное. Если в одном поместье с ним поставят работать иммигрантов из Африки, он откажется есть, пить и даже идти с ними рядом. Он вряд ли будет работать с ними, ибо считает себя существом неизмеримо высшим в сравнении с новоприбывшими»
Вот это и было наибольшим ущербом, который рабство нанесло негру. Оно отучило его уважать самого себя. Оно поставило его перед идеалами белой цивилизации и заставило презирать любые другие. Лишенный, как раб, христианства, образования и семьи, он после освобождения задался целью добыть себе все эти вещи; и каждый шаг на его пути к белизне углублял неестественность его положения и увеличивал уязвимость. «Он жаждет быть образованным, — отмечает Троллоп с редким непониманием ситуации, — и запутывает себя умными словами, становится религиозным ради одних только ритуалов, с восторгом обезьянничает, пользуясь маленькими благами цивилизации». В белом мире все приходилось осваивать с нуля, и на каждой стадии негр был беззащитен перед жестокостью той цивилизации, которая его подчиняла и которой он старался научиться. «Этим людям теперь разрешили жениться», — сообщила Троллопу на Ямайке одна белая леди. «По голосу мне показалось, — комментирует он, — что своими женитьбами „эти люди“ посягают на привилегии вышестоящих».
