Средний путь. Карибское путешествие - [20]

Талант, не находивший нигде выражения, мог бы найти себе нишу в журналистике. Но если талант возрос на местной почве, он автоматически считался недостойным, как и слава, заслуженная здесь. Местный талант, как и местная известность, стали автоматически презираемы. Журналистов высокого класса импортировали из Англии — всех этих английских Хаттонов и английских Морроу, а тринидадская журналистика оставалась недооцененной и малооплачиваемой, не идя ни в какое сравнение с торговлей автомобилями. Газетная площадь заполнялась колонками, перекупленными в разных английских и американских изданиях, комиксами, сплетнями о кинозвездах от Луэллы Парсонс и советами по сохранению персиково-сливочной кожи.

Вновь и вновь напоминает о себе одно и то же главное, унизительное свойство колониального общества: в этом обществе никогда не было востребовано умение работать, никогда не была востребована высокая квалификация, и, невостребованные, эти качества стали нежелательными.

Потом появилось радио — оно было еще хуже газет. Америка одарила нас Хаттоном и Морроу, Британия — системой кабельного вещания. И теперь выросло поколение, которое верит, что радио, современное радио — это какой-нибудь хит, за ним позывные радиостанции, дальше пяти- или пятнадцатиминутная мыльная опера, постоянно прерываемая рекламой, например в пятиминутном утреннем выпуске сериала «Тень… Делилы!», которым, как я обнаружил по приезде, был захвачен весь Тринидад, две минуты, по моим подсчетам, были отданы рекламе. Этот тип коммерческого радио, с его корыстным добродушием, навязал свои ценности столь успешно, что когда Тринидад, не удовольствовавшись одной такой радиовещательной службой, приобрел еще две, это было встречено всеобщим ликованием.

Но газеты и радио — это не более чем подручные средства кинематографа, влияние которого просто невозможно измерить. Тринидадские зрители активно участвуют в происходящем на экране. «Где ты родилась?»: спрашивают Лорен Бэколл в «Иметь или не иметь». «Порт-оф-Спейн, Тринидад» отвечает она, и зал с восторгом кричит: «Врешь! Врешь!» Такие комментарии или советы зал выкрикивает постоянно, стонет от каждого удара в кинодраке, ревет от восторга, когда изгнанный герой возвращается богатым и безупречно одетым (это очень важно), чтобы отомстить своему гонителю, сыплет насмешками, когда герой наконец отвергает голливудскую «плохую женщину» и, возможно, дает ей пощечину (как в «Оставь ее небу»). Короче, зал отзывается на всякую шаблонную ситуацию американского кинематографа.

Почти все фильмы, не считая репертуара премьерных кинотеатров, — американские и-старые. Самые любимые крутят снова и снова: «Касабланка» с Хамфри Богартом; «Пока не пройдут облака», фильмы Эролла Флина, Джона Уэйна, Джеймса Кагни, Эдварда Г. Робинсона и Ричарда Уидмарка, старомодные вестерны, такие как «Джордж Сити» и «Джесси Джеймс», и любой фильм с участием Богарта. Самое ценное в фильме — это драки. «Грабители» рекламируются как фильм с самой длинной дракой во всем кинематографе (между Рудольфом Скоттом и Джоном Уэйном, если мне не изменяет память). «Братья» — один из немногих британских фильмов, завоевавших популярность: там есть хорошая драка и, конечно, та сцена, где Максвелл Рид собирается отстегать Патрицию Рок веревкой (со словами «Надо тебе задать»): унижение женщин много значит для тринидадской аудитории. А есть еще и сериалы — «Смельчаки Красного Круга», «Бэтмен», «Антишпион» — которые в странах, где их выпускают, демонстрируются на детских каналах, а в Тринидаде это главные развлечения для взрослых. Их никогда не показывают сериями, но сразу целиком, их реклама строится на том, что они очень длинные, и в ней обычно указывают количество бобин с пленкой, так что опоздавшие часто спрашивают: «Скока уже бобин?» Когда я там был, «Тень», сериал сороковых годов, пережил второе рождение: новое поколение призывали «наслаждаться им так же, как ваши старики».

В своих звездах тринидадская аудитория ищет некоего особого качества, стиля. Такой стиль был у Джона Гарфилда или у Богарта. Когда Богарт, не оборачиваясь, холодно буркнул прикоснувшейся к нему Лорен Бэколл: «Ты мне в шею дышишь», Тринидад признал его своим. «Во мужик!» — выдохнул зал. Восторженные вопли типа «Ай-йа-йай!» приветствовали заявление Гарфилда в «Пыль будет мне судьбой»: «Что я буду делать? А что я всегда делаю — бегу». «С этого дня я буду как Джон Гарфилд в „Пыль будет мне судьбой“», — сказал однажды заключенный в суде и появился на первой полосе вечерней газеты. Дан Дарея вышел в фавориты после своей роли в «Алой улице». Ричард Уидмарк, который ел яблоко и стрелял в людей в «Улице без названия», тоже имел стиль; его страшный, сухой смех тоже стал излюбленным примером для подражания. Для тринидадца у актера есть стиль, если он удовлетворяет определенным ожиданиям аудитории: мужественность Богарта, романтизм человека-в-бегах Гарфилда, сутенерство и угроза, исходящая от Дарея, ледяной садизм Уидмарка.

После тридцати лет активного сопереживания фильмам такого рода тринидадец, сидит ли он в партере, в зале или на балконе, может отзываться только на голливудские штампы. Кроме них он ничего не воспринимает, даже если это исходит из Америки, а то, что не исходит из Америки, его вообще не интересует. Британские фильмы, пока они не переняли американского блеска, проходили при пустых залах. Мой учитель французского заставил меня пойти посмотреть «Короткую встречу»