Средневековый мир «Игры престолов» - [37]
Серсея, слыхать, и бастарда ввела в совет, а какого-то проходимца – в Королевскую Гвардию. Она вооружила святош, а браавосийцы, сколько их ни есть в Вестеросе, требуют возвращения ссуд. Ничего бы этого не случилось, если бы она, следуя простому здравому смыслу, сделала десницей своего дядю (ПС, Джейме IV, 513).
В сериале сексуальная ориентация Лораса и лжесвидетельство Маргери от его имени заставляют их предстать перед судом веры в Семерых. Но Вера на этом не останавливается. «Что мы увидим, когда мы сорвем ваши нарядные одежды? – спрашивает Его Воробейшество Серсею. – К нам пришел молодой человек ‹…›, и он многое может сказать о вас» (5.7). И, согласно показаниям Ланселя, вина Серсеи по крайней мере в два раза больше вины Маргери: она обвиняется в лжесвидетельстве, измене (в связи со смертью Роберта) и блуде.
Тюремное заключение Серсеи раскрывает ей, насколько террор, прежде прерогатива короны, теперь стал инструментом Веры. Чтобы выйти под залог из подземелий под Великой септой, она вынуждена признать свою вину в отношении одного из обвинений: ее прелюбодеяния с Ланселем. Его Воробейшество постановляет, что она должна совершить «путь искупления», пройдя полностью нагой по улицам Королевской Гавани от Великой септы до Красного замка, пока толпа будет осыпать ее нечистотами и оскорблениями, в сопровождении септы, звонящей колокольчиком и повторяющей: «Позор! Позор!» (5.10). Ее длинные золотые волосы обрезают, чтобы лишить ее даже этой защиты от взглядов и издевок толпы. Публичное обнажение, особенно для женщины, считалось недопустимым в средневековой религиозной практике; вид женского тела считался соблазном. Тем не менее существуют некоторые свидетельства того, что любовников, уличенных в прелюбодеянии, могли по приказу местного судьи и двух членов водить по улицам обнаженными и связанными друг с другом. Эта мера наказания действовала в провинции Ажен на юге Франции, хотя, как и в случае со множеством других положений в средневековых законах, крайне сложно понять, как она применялась, и применялась ли вообще.
Ближайшей параллелью в истории Англии с наказанием Серсеи является то, что произошло с Элизабет Шор (также известной как Джейн), любовницей Эдуарда I V. Когда он умер в 1483 году, король Ричард III арестовал ее, чтобы она совершила публичное покаяние. Предполагается, что это обвинение было связано с ее распущенностью, но в хаосе поздних этапов Войны роз кажется гораздо более вероятным, что у Ричарда был политический мотив: после смерти Эдуарда Джейн сблизилась с маркизом Дорсетом, который восстал против Ричарда. В одно воскресенье Джейн заставили пройти от собора Святого Павла до тюрьмы Людгейт. Она была одета только в нижнее белье, и несла зажженную свечу, и привлекла к себе большое внимание. Сэр Томас Мор, около пятидесяти лет спустя, когда Джейн, по его словам, была еще жива, описал ее испытание: «Шла она очень женственно, с видом и поступью самыми чинными, и хоть на ней не было никаких украшений, ничего, кроме платья, она была мила и прекрасна, потому что от взглядов толпы лицо ее покрылось румянцем стыда, прежде ей почти незнакомым; таким образом, этот великий позор принес ей много славы среди тех, кто больше желал ее тела, чем думал о ее душе»[18].
В известной средневековой сказке, пересказанной Петраркой и Боккаччо, а также Чосером, над честной крестьянкой Гризельдой экспериментирует ее муж-садист, чтобы понять, какое жестокое обращение может побудить ее к протесту. Наконец, не добившись успеха, он решает отправить ее домой к отцу, отняв у нее всю одежду, которую он ей дал. У Чосера в «Рассказе студента» Гризельда просит, чтобы он разрешил ей надеть хотя бы рубашку, чтобы прикрыть чрево, в котором она выносила его детей.
Жестокий Вальтер разрешает ей надеть его. Шествие Гризельды вызывает сочувствие народа, который плачет о ней и проклинает ее несчастье; сама Гризельда остается невозмутима и молчалива. Унизительные испытания Гризельды и Джейн Шор не идут ни в какое сравнение с тем, что довелось пережить Серсее; кажется, трудно представить, как она сможет когда-либо жить по-прежнему, забыв о страшном стыде, связанном с публичной демонстрацией своего обнаженного тела.
