Средневековые города Бельгии - [16]

Эти факты привели к очень важным последствиям. Церковь, при создании диоцезов, не считалась с этнической и языковой границей и, включая в них франков наряду с белго-римлянами, до известной степени подготовила жителей Нидерландов к той роли посредников между римской и германской культурой, которую они призваны были сыграть в течение последующих веков. Именно этим история Бельгии с самого же начала существенно отличается от истории северных Нидерландов. Образование Утрехтского епископства дало последним чисто германский центр церковного управления. Они не были включены, в отличие от южных соседей, в галльские церковные округа, и источники их духовной жизни остались совершенно свободными от каких бы то ни было римских влияний.

По мере того как новая вера все более укреплялась в их душах, франки все сильнее подпадали под влияние тех романизованных областей, где жили епископы, где воздвигались соборы, где хранились реликвии почитавшихся ими мучеников и где формировалось их духовенство. У них были общие с валлонами религиозные центры. Там, по ту сторону густых лесов, остановивших их колонизацию, находились очаги их духовной культуры. Римские города, превратившись в их церковные центры, перестали быть для них чужими городами. Под влиянием церкви смягчился национальный антагонизм и лингвистическая граница перестала быть барьером между людьми, которых она отделяла друг от друга. Жители германских частей диоцезов Льежа, Камбрэ-Арраса и Нуайон-Турнэ в известном отношении ориентировались на юг, нисколько не жертвуя из-за этого чистотой своей расы и не теряя своего языка. Таким образом, франки Шельды и Мааса уже с давних пор в известной степени романизовались. После V века между обоими нидерландскими народами больше не происходило смешения. Но так как они находились под одним и тем же культурным влиянием, так как они вынуждены были ввиду одинаковой религии тяготеть к одним и тем же пунктам, то невозможно было, чтобы они продолжительное время могли коснеть во взаимной вражде и изолированности друг от друга.

Церковь стала отрывать от германского мира франков, живших в долинах Бельгии. Политика Меровингов бессознательно продолжала это дело в том же направлении.

Известно, что на протяжении VII века между романской и германской частями франкской монархии — Нейстрией и Австразией — развивался все усиливавшийся антагонизм. При этих условиях естественно было ожидать присоединения салических франков бассейна Шельды к Австразии, на территории которой жили родственные им племена. Между тем дело обернулось совершенно иначе. Любопытное явление: пограничная линия между Нейстрией и Австразией, проходившая почти на всем своем протяжении вдоль лингвистической границы, в Нидерландах внезапно отходила от нее и шла по линии, отделяющей на территории Брабанта Льежское епископство от епископства Камбрэ. Таким образом, церковные округи определили здесь контуры политических границ. Государство, вместо того, чтобы учесть национальную неоднородность населения, просто приняло разграничение, установленное между ним церковью. Оно предпочло забыть, что жители северных диоцезов принадлежали к различным этническим группам. Те, которые находились в ведении епископов Камбрэ, Нуайона и Теруаня, — будь то франки или валлоны — были нейстрийцами, те же, на которых простиралась власть Льежского епископа, считались австразийцами. Названия, означавшие повсюду этнические группы, имели в Бельгии лишь чисто политическое значение. Результатом первой же границы, проведенной светской властью на бельгийской земле, было отделение от Германии салических франков Фландрии и включение в нее валлонов из Арденн, Намюрской области и Генегау.

Разумеется, этому поразительному факту не следует придавать преувеличенного значения. Уже с конца VIII века ни Нейстрии, ни Австразии больше не существовало и только что указанная демаркационная линия стерлась. Однако мы увидим в дальнейшем, что позднее, в 843 г., ей суждено было быть восстановленной примерно в том же виде. Как бы то ни было, но нам кажется небезынтересным отметить, что уже в самые отдаленные времена лингвистическая граница в Бельгии отнюдь не означала политической границы.

Таким образом, исторические условия, воздействовавшие на салических франков тотчас же после завоевания, не позволили им соблюсти в такой же чистоте и сохранности, как их соплеменникам в Германии, самостоятельность и, так сказать, автономию своей расы, не говоря уже о ее характерных особенностях. Между тем как вплоть до того времени, когда меровингская монархия стала клониться к упадку, различные германские племена продолжали сплачиваться в национальные герцогства и объединялись соответственно естественному родству по крови и по языку, вокруг наследственного вождя, власть которого почти равнялась королевской власти, — мы не видим ничего подобного в бассейне Шельды. Каждому из этих племен — рипуариев, аламанов, тюрингов — начиная с VII века соответствовало отдельное герцогство; однако никогда не существовало салического герцогства.

Но еще более поразительным должно казаться то, что никогда не называли «