Средневековая философия и цивилизация - [26]
Они пронизывали некой сверхъестественной санкцией жизни отдельных людей, семей и народов, которые все находились в странствии (in via) к дому небесному (in patriam). Христианство придавало дух жертвенности рабочим в гильдиях, оружейникам (при условии, что война была справедливой), артелям художников и скульпторов, строителям соборов, монастырским школам и университетам. Новые религиозные ордена организовывались в новом духе своего века. В то время как бенедиктинские монахи принадлежали к определенному аббатству, как к большой семье, доминиканцы и францисканцы принадлежали скорее своему ордену в целом, – они не были привязаны к определенному месту, их отправляли проповедовать, как солдат на поле брани[107].
Аналогично во всей сфере искусства был тот же помысел об универсальности, та же попытка неукоснительно осуществить идеальный порядок.
Готические соборы, которые являются самым совершенным расцветом средневекового гения, удивляют современных архитекторов своим размахом. «Они были созданы для толп, для тысяч и десятков тысяч человеческих существ, для всего рода человеческого, на коленях жаждущего прощения и любви»[108]. В то же время они поражают современных студентов, изучающих искусство, логикой своей планировки.
Чтобы сделать сооружение зеркалом, отражающим природу, духовный мир и историю, архитектура прибегает к помощи скульптуры, живописи и витражей. Огромные храмы заселялись статуями, фигурами животных, изображениями деревьев и растений, всяческими узорами. Для средневековых художников видимый мир был подлинным отражением Божьей мысли, следовательно, они считали, что все божьи твари могут найти место в соборе. Точно так же собор является зерцалом науки и фактически всех видов знания, даже наискромнейших, таких, какие подобают мне за наставнический труд и составление календаря, а также высших, таких как свободные искусства, философия и теология, которым была придана скульптурная форма. Так, собор мог легко служить в качестве наглядного катехизиса, где человек XIII века мог бы найти все, что ему нужно для веры и познания. Высшее стало доступным низшим. Ни в один другой период истории архитектура никогда не была более социальной и популярной.
Что касается литературы, в то время как литературные произведения XIII века не превосходят каменных изваяний, тем не менее они представляют собой гениальные попытки. Произведение, такое как Roman de la Rose («Роман о Розе»), – это своего рода энциклопедия всего того, что культурный мирянин середины XIII века должен знать. «Божественная комедия», произведение, которому невозможно подражать и которое просто неподражаемо, – это симфония всех времен. Сцена Данте – вся Вселенная; он гражданин мира, и он сообщает нам, что пишет «поэму священную, отмеченную и небом и землей»[109].
В то время как художники таким образом давали жизнь новому в искусстве, интеллектуальная прослойка томилась жаждой познать все, собрать все в сфере знаний и после завершения составления коллекции упорядочить все.
Существовали разные уровни этих попыток к упорядочению. На низшем уровне энциклопедисты выражают желание того времени систематизировать все то, что может быть познано. Так, Иаков Ворагинский в «Золотой легенде» собирает легенды о житиях святых; Вильгельм, епископ Манда, собирает все, что было сказано о католической литургии. Есть и компиляторы, такие как Бартоломей Английский, автор трактата De Proprietatibus («О свойствах вещей»). И прежде всего это Винсент из Бове, который написал огромный труд Speculum Quadruples («Зерцало великое»), подлинную энциклопедию «Британника» XIII века. Винсент обращает внимание на brevitas temporum (краткость времени), находящегося в распоряжении его современников, и на multitudo librorum (множество книг), которые они должны прочитать, дабы найти причину приводить его идеи по всевозможным поводам[110]. Во многом то же самое можно сказать о трудах правоведов Болоньи и канонистов – хотя доктрина начала разрабатываться, совместное владение прецизионностью стало появляться в их трудах.
Так, законоведы компилировали различные теории римского права. Самый известный из этих юристов, Аккурзий, умерший в 1252 году, объединил в огромной компиляции (Glossa Ofdinaria) все труды своих предшественников. Приблизительно в то же время legistes (юристы) Филиппа Августа перевели corpus juris (сборники римского права) на французский язык; Эдуард I составил собрание решений своего суда, а Хайме I Завоеватель, арагонский король, свел в один кодекс законы под названием Canellas. Более того, канонисты по желанию папства продолжали труд над кодификацией, начатый Грацианом в его Decretum, и собрали вместе все решения пап (Decretales) и решения церковного собора.
Но по сравнению с философами энциклопедисты, юристы и канонисты сравнимы как карлики рядом с гигантами. Философы, как мы видели[111], создали эту огромную классификацию человеческих знаний, в которой нашел себе место каждый вид мышления, – и, делая это, они показали, что, как поборники порядка и ясности, они явно симпатизируют требованиям своего времени. Так, все специальные науки, существовавшие в то время, и все те, что могли бы возникнуть при более подробном изучении неорганических веществ или этической и общественной деятельности человека, занимают место в плане, намеченном заранее.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
Жан-Кристоф Рюфен, писатель, врач, дипломат, член Французской академии, в настоящей книге вспоминает, как он ходил паломником к мощам апостола Иакова в испанский город Сантьяго-де-Компостела. Рюфен прошел пешком более восьмисот километров через Страну Басков, вдоль морского побережья по провинции Кантабрия, миновал поля и горы Астурии и Галисии. В своих путевых заметках он рассказывает, что видел и пережил за долгие недели пути: здесь и описания природы, и уличные сценки, и характеристики спутников автора, и философские размышления.
Балерина в прошлом, а в дальнейшем журналист и балетный критик, Джули Кавана написала великолепную, исчерпывающую биографию Рудольфа Нуреева на основе огромного фактографического, архивного и эпистолярного материала. Она правдиво и одновременно с огромным чувством такта отобразила душу гения на фоне сложнейших поворотов его жизни и борьбы за свое уникальное место в искусстве.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Павел Дмитриевич Брянцев несколько лет преподавал историю в одном из средних учебных заведений и заметил, с каким вниманием ученики слушают объяснения тех отделов русской истории, которые касаются Литвы и ее отношений к Польше и России. Ввиду интереса к этой теме и отсутствия необходимых источников Брянцев решил сам написать историю Литовского государства. Занимался он этим сочинением семь лет: пересмотрел множество источников и пособий, выбрал из них только самые главные и существенные события и соединил их в одну общую картину истории Литовского государства.