Срединное море. История Средиземноморья - [272]

Она началась в субботу, 1 января 1916 г. Французы отплыли первыми, и через неделю численность оставшихся британских войск сократилась до 19 000 человек. До этого момента вражеский натиск был на удивление слабым. Затем, сразу после полудня 7 января, турки предприняли активные действия, начав обстрел, продолжавшийся четыре с половиной часа. После того как смолкли орудия, началась атака. Британцы, засевшие в траншеях, встретили атакующих ружейно-артиллерийским огнем и с удивлением увидели, что турецкие пехотинцы, известные своей дисциплинированностью и мужеством, остановились как вкопанные, наотрез отказавшись идти вперед. До наступления ночи ни одному турецкому солдату не удалось проникнуть в расположение британских войск. В течение следующих 24 часов ничего опасного не произошло, и эвакуация продолжалась.

Тем временем, однако, погода начала портиться. К вечеру 8 января барометр стал стремительно падать, и скоро порывы ветра уже достигали 35 миль в час. Волны унесли два лихтера и разбили один из временных пирсов; пока его ремонтировали (нелегкая работа в темноте, в условиях шторма), все остановилось. Ветер и дождь также препятствовали немногим оставшимся частям, когда они шли три или четыре мили, отделявшие их окопы от побережья, однако в 3 часа 45 минут пополудни последний солдат поднялся на борт и последний корабль взял курс в открытое море. Спустя десять минут, точно так же как в бухте АНЗАК и в заливе Сувла, уничтожение складов с боеприпасами явилось драматическим финалом всего предприятия. Злополучная авантюра наконец завершилась.

Ничто не украсило ее так, как завершающая фаза. Один из многих примеров иронии судьбы, связанных с галлиполийской операцией, состоит в том, что после хаоса и неразберихи, которыми с самого начала было отмечено это предприятие, эвакуация в самом его конце явилась образцом высочайшего уровня планирования и организации. Потерь практически не было, ни одного солдата не бросили на произвол судьбы. Однако имел место еще более удивительный парадокс: грандиозная экспедиция хотя и закончилась крахом, тем не менее представляла собой гениальный замысел, который должен был (и мог) увенчаться успехом. Спустя несколько лет после войны в официальном отчете о тех событиях, выпущенном турецким генеральным штабом, признавалось, что бой 19 марта с британским флотом оставил турецкие войска практически без боеприпасов; если бы де Робек немедленно возобновил атаку, то, вероятнее всего, смог бы беспрепятственно пройти через проливы к Константинополю, и в этом случае «восемь дивизий, остававшихся там, были бы не в состоянии защитить его». Если бы Константинополь был оккупирован, едва ли русские подписали бы сепаратный мир, да и революция в России могла бы никогда не произойти. Даже после высадки победа была возможна; турецкий отчет также допускал, что дважды за период кампании — во время первой высадки войск АНЗАК в апреле и в заливе Сувла в августе — союзники почти наверняка прорвали бы вражескую оборону, если бы не Мустафа Кемаль.[400] Если бы им удалось это сделать, если бы кампания завершилась победой (а такой исход был вполне реален), великая война могла бы закончиться на три года раньше и миллионы жизней были бы спасены.

Отношение греков к высадке войск близ Салоник было двойственным и неоднозначным. Премьер-министр Элефтериос Венизелос втайне одобрил план действий, хотя ради соблюдения формальностей заявил официальный протест. С другой стороны, король Константин, который наследовал своему отцу Георгу двумя годами ранее и был женат на сестре кайзера, выступал решительно против на том основании, что до тех пор пока болгарская армия не перешла границу, присутствие иностранных войск на территории Греции выглядело бы как нарушение ее нейтралитета. Что же касается самих греков, то в большинстве своем они были на стороне короля и не желали присутствия союзников, понимая, что те неминуемо втянут их против воли в войну. Результатом стало то, что впоследствии получило название национального раскола, и Венизелос был вынужден уйти в отставку.

Попытки вмешательства во внешнюю политику всегда были ошибкой конституционных монархов; в данный момент эта ошибка стала фатальной. Король тайно начал вести переговоры с немцами, и 23 мая 1916 г. греческая армия сдала пограничный форт Рупель, позволив немецким и болгарским войскам оккупировать Восточную Македонию. Кавалу также было приказано сдать, ее греческий гарнизон был отправлен в Германию в качестве военнопленных. «Где же ваши тридцать сребреников?» — вопрошал в парламенте Венизелос. Вероятно, это было не самое дипломатичное вступление к последнему обращению к королю с требованием присоединиться к Антанте, пока не стало слишком поздно. Как и следовало ожидать, Константин остался глух к этим призывам.

Для экспедиционного корпуса обстановка становилась все более и более невыносимой. С момента своего прибытия союзники чувствовали себя крайне неуютно, будучи вынуждены расположиться лагерем в нескольких милях от города, в то время как вражеские консулы находились в самом городе на свободе. Той зимой сербов оттеснили обратно к Адриатике, и Сербия была оккупирована. «Что же дальше?» — спрашивали себя союзники. В дальнейшем командующий французскими войсками в Салониках, генерал Морис Саррайль, учинил расправу без суда и следствия, взяв под арест всех вражеских консулов и агентов; он посадил их в крепость, одновременно заняв и другой форт, контролировавший вход в залив. Теперь союзники уже не церемонились: союзное командование официально потребовало демобилизации греческой армии, роспуска парламента и отставки правительства. В сентябре 1916 г. Венизелос уехал на свой родной Крит, где поднял мятеж против короля, затем вернулся в Грецию и сформировал в Салониках временное правительство, которое союзники признали месяц спустя.