Среди Йоркширских холмов - [58]

Брейтуэйт прицелился битой по мягкому мячу и, едва Забияка припал к земле, готовясь к прыжку, быстро послал мяч чуть левее пса. Тот взвился в воздух, схватил мяч на лету, отнес хозяину и занял прежнюю позицию. Новый удар правее, потом опять левее, и всякий раз Забияка ловко ловил его в полете.

— Уж он не уронит! — сказал Арни с довольным смешком. Он взмахнул битой. — Та самая, про которую я рассказывал. Лен Хаттон пару раз брал ее у меня перед решающими матчами. И вот что он мне тогда говорил, слово в слово: «Отличная деревяшка, Арни, отличная!».

Это я уже слышал. Легендарный Лен Хаттон, позднее сэр Леонард, в то время был капитаном английской сборной, держателем рекордов, кумиром всюду, где любят крикет, а в помешанном на крикете Йоркшире — так и вовсе верховным божеством.

— А вот и эти бутсы! — Он поднял пару отлично выбеленных крикетных бутс. — Их Лен тоже заимствует. То и дело берет. Говорит, они ему удачу приносят.

— Да, Арни, я помню, как вы про это рассказывали.

— Уж в крикете я себя показал, было дело. — В его глазах появилось мечтательное выражение, и я понял, что сейчас услышу о том или ином его спортивном подвиге на фронтах первой мировой войны. Собственно, я заглянул к нему подстричь когти Забияке, но было по опыту известно, что с этим придется подождать.

— Мы тогда с артиллеристами играли, во Франции то есть. Ну никак у нас броски не шли, и счет рос да рос. Тут полковник кидает мяч мне. «Должен вас поставить, Брейтуэйт, — говорит. — Положение у нас скверное». Ну, я его немножко подправил.

— Да?

— Ага. Три очка в один момент. Тут полковник подходит ко мне и говорит: «Лучше я вас сниму Брейтуэйт. Счет сравнялся, но пережимать тоже не годится». Ну и опять то же самое: их игроки начали выбивать одного за другим, так что полковник опять подходит и говорит: «Извините, Брейтуэйт. Должен снова вас поставить».

Арни помолчал и посмотрел на меня с торжеством.

— Ну и я опять сделал то же.

— Вы… вы опять сравняли счет?

— Ага.

— Потрясающе. Просто чудо. — Я выразительно пощелкал щипчиками, но Арни словно не заметил.

— Ну а теперь покажи Тома Финни! — воскликнул он и покатил по траве футбольный мяч. Это был один из коронных номеров Забияки, и я его уже видел, но все равно разделял восторг, с каким Арни следил, как пес вел мяч по лужайке между передними лапами, обходя невидимых защитников.

— Ну-ка, забей гол! — скомандовал Арни, и Забияка повернул прямо к двум миниатюрным штангам у края лужайки, а затем носом вкатил мяч между ними.

Мы с Арни смеялись и хлопали в ладоши, а Забияка прыгал на нас, отчаянно виляя хвостом. Меня радовала его энергия — ведь он был уже стар. Ему шел десятый год.

— Он ведь любит эти штуки, верно? — сказал я.

— А как же! Спорт для него первое дело. Ему только бы поиграть. — Арни задумчиво надул щеки. — Что-то я Тома давненько не видел.

Том Финни был тогда в зените славы. Игрок сборной, универсал на поле и, возможно, величайший футболист, какого только знала Англия.

— Вы с ним знакомы? — спросил я.

— Конечно, конечно. Мы с ним закадычные дружки. Надо будет навестить его. Эй, Забияка! — Он снова махнул своему псу. — А как насчет гольфа? Покажи нам своего Тони Лока.

Я поднял ладонь.

— Как-нибудь в другой раз, Арни. А сейчас пора заняться его когтями.

— Ладно, Джим, не буду вас задерживать. — Он задумчиво улыбнулся. — Вот подумал про гольф и вспомнил времечко, когда мы с Тони были не разлей вода.

— Еще один друг, э?

— Да уж, можно сказать.

Обрезая когти Забияке, я прикидывал, найдется ли хоть один знаменитый спортсмен, которого Арни не числил бы среди своих друзей. В то время Лок был в гольфе светилом — и добрым приятелем Арни, несмотря на это.

Подобно большинству собак, Забияка не жаждал приводить когти в порядок, и едва я брал его лапу, как он начинал пыхтеть, широко разинув пасть и вывалив язык, но характер у него был добродушный, и он покорялся судьбе, не рыча и не огрызаясь.

— С черными когтями ухо надо держать востро, — сказал я. — На них кожица совсем не видна, не то что на светлых, и приходится быть очень осторожным. Ты ведь никогда меня не простишь, Забияка, если я тебя ненароком пораню.

Услышав свою кличку, большой пес, несмотря на свой страх, слабо вильнул хвостом, а едва простенькая операция завершилась и я погладил его по голове, он с облегчением убежал на лужайку.

— Выпейте чайку на дорожку, Джим, — сказал Арни.

Я заколебался, времени у меня было мало, но я знал, как он любит поговорить, а я любил его слушать.

— Спасибо, Арни. Но только быстро.

Кухня была типично холостяцкой, функциональной и неуютной. И наблюдая, как Забияка ходит за хозяином от плиты к посудному шкафчику и столу, я понял, какую радость должна приносить его преданность. Без него кухня выглядела бы еще более холодной и неуютной — недаром Арни, хлопоча с чайником и чашками, все время заговаривал с ним. Но никаких признаков бедности заметно не было — Арни, казалось, в деньгах не нуждался.

Он со вкусом помешал в своей дымящейся чашке.

— Лучше горячего чайку ничего нет, а, Джим?

— Да, он очень освежает, Арни. Ну да вы всегда любили чай по-особенному и, наверное, очень мучились во время войны, когда его нельзя было достать.