Среди Йоркширских холмов - [57]

— Джим, ты только посмотри! — сказала она, увлекая меня в гостиную, где мебель была сдвинута к стенам, чтобы освободить место для ошеломительного ковра — широкого, назойливо-пестрого, толстого и бугристого.

— Что это? — спросил я.

— Ну… — Она задышала еще чаще. — Днем приходил продавец с этим прелестным ковром. Настоящий касба.

— Что-что?

— Касба. Очень редкий тип восточных ковров.

— Восточных?

— Ну да. Он только что из Индии и купил его на границе у воина одного местного племени.

— Граница? Местное племя? — Голова у меня пошла кругом. — О чем ты говоришь?

Хелен выпрямилась.

— По-моему, все очень просто. Нам представилась возможность купить этот прекрасный ковер. Ковер нам нужен, и это очень выгодная покупка.

— Сколько он стоит?

— Двадцать фунтов. — Что-о?!

— Очень дешево, — сказала Хелен, розовея. — Подлинный касба. Он сказал, что настоящая его цена — сотни фунтов, но ему выпала удача познакомиться с этим воином на…

— Может быть, обойдемся без границы? — перебил я. — Ушам своим не верю! Где этот тип?

— Сейчас придет. Я сказала, что ты захочешь с ним поговорить.

— Безусловно! — Я нагнулся и пощупал касбу. Он был соткан из какого-то колючего материала. Пучочки жестких волокон впивались в пальцы, легко отделяясь от ковра. Режущий глаза узор казался волнистым из-за бугров, о которые можно было легко споткнуться. Ничего хотя бы отдаленно похожего на эту редкость я в жизни не видел. С моих губ рвались жгучие слова, но я промолчал. Слишком велик был список собственных глупостей такого рода, и я находился в очень уязвимой позиции. Сказать прямо, что ковер этот невыразимо жуткий, я не мог. Такт и осторожность!

— Хелен, — начал я мягко, — ты уверена, что он нам подходит? Погляди, он такой бугристый, что дверь не закрывается. — Я наглядно продемонстрировал этот недостаток. — И ты не находишь, что расцветка чуть ярковата?

По лицу моей жены скользнула тень сомнения.

— Ну-у… может быть, я немножко поторопилась… А вот и он!

Она ввела специалиста по коврам — человека лет сорока с симпатичным лицом, просто излучавшего способность убеждать и чаровать. Тепло улыбаясь, он потряс мою руку и вручил карточку в доказательство своих морских путешествий. Затем, сверкая белейшими зубами, он принялся восхвалять достоинства касбы. Его глаза гипнотически впивались в мои. Но, когда он добрался до воина на границе, я сумел очнуться и остановил водопад слов.

— Спасибо, спасибо, только этот ковер нам не подходит.

Он был поражен и никак не мог поверить, что мы готовы упустить посланную Богом удачу, но я упорствовал в своих вежливых отказах. Он был красноречив и убедителен, но по мере того, как цена снижалась, в его речи все чаще проскальзывали зловеще знакомые фразы: «Послушайте, только для вас!», и «Если уж на то пошло», и «Скажу вам откровенно». Наконец мне удалось вставить слово:

— Я помогу вам вынести его за дверь.

Явно разочаровавшись во мне, он скорбно наклонил голову. Коврище оказался невероятно тяжелым, и мы тащили его наружу в угрюмом молчании, усыпая свой путь разноцветными колючими волокнами.

Закрыв дверь за бывалым мореходом, говорить о нем с Хелен я не стал и вообще помалкивал об этом эпизоде и в дальнейшем. После собственных подвигов позволить себе добродетельное негодование я никак не мог. В нашей семье здравый смысл и практичность, бесспорно, воплощены в Хелен, и этот ковер остается ее единственной промашкой. Однако с тех пор, когда я опять что-нибудь вытворял, немалой поддержкой служило сознание, что и у меня есть в запасе кое-какое оружие. Ведь в крайнем случае я всегда мог бы сказать: «А подлинный касба?».

26

Забияка был единственным спортсменом-любителем среди знакомых мне псов.

— Давай, малый! — скомандовал Арнольд Брейтуэйт, его хозяин. — Покажи подачу Лу Хоуда.

Красавец бордер-колли лихо встал на задние лапы, а правую переднюю вскинул над головой и резко опустил, словно подав крученый мяч. Я засмеялся.

— Поразительно, Арни. Вот уж не догадывался, что он в довершение всего еще и теннисист.

— А как же! — Великан наклонил голову и с удовлетворенной гордостью посмотрел на своего любимца, а потом нагнулся и потрепал косматую голову. — Он у нас во всем мастак. С хозяина пример берет — во всех видах спорта разбирается. Ну а этой подаче грех было бы его не обучить — уж кого-кого, а Лу Хоуда я знаю.

— Вы с ним знакомы?

— Знаком? Да он мой друг. Мы с ним старые товарищи. Он меня очень уважает. Лу то есть.

Я смотрел на Арни с изумлением, которое всегда охватывало меня в его присутствии. Подрядчик-строитель на покое. Вернее, так он себя называл, однако никто не видел, чтобы он когда-либо что-либо строил. Холостяк без малого семидесяти лет, грузный, но еще крепкий, он был неистовым фанатиком всех видов спорта, обладал в этой сфере поистине энциклопедическими познаниями и водил дружбу со всеми знаменитостями. Как это у него получалось, оставалось неясным, ибо из Дарроуби он отлучался редко, тем не менее почти все британские спортсмены с мировым именем числились у него в приятелях.

— Ну а теперь, малый, — объявил он своему псу, — поиграем в крикет. — Мы вышли на лужайку за домом. — Будешь ловить, понятно?