Среди врагов и друзей - [8]

На железнодорожном полотне появилась вагонетка с часовыми и помчалась в сторону станции.

Наконец мы услышали шум паровоза. Он двигался тяжело, с натугой выдыхая отработанный пар.

— Что-то тяжелое тащит, — прошептал Мельник.

Затаив дыхание, мы следили за железнодорожным полотном.

Поезд приближался. Уже можно было различить, что половину эшелона составляли пассажирские вагоны, а остальную часть — платформы с укрытыми брезентом пушками.

Едва только паровоз оказался напротив нас, я жестом руки подал команду, и Гронец резко крутнул ручку машинки.

Сильный взрыв до самых глубин потряс землю и все вокруг. Было видно, как, тяжело переворачиваясь, летели под откос вагоны.

Небо как будто потемнело. Мы повскакивали со своих насиженных мест и быстро направились к лесу. И только, когда оказались в его чаще, облегченно вздохнули. На душе было легко и радостно. Великаны-деревья кивали ветвями навстречу, будто приветствуя нас.

Мы шли в обратный путь по горным извилистым тропам. Здесь было красиво даже ночью. Небо чистое, как слеза. Звезды ярко сверкали в темно-синей бездне. Словно прямо в глаза нам смотрела Большая Медведица. Она была такой же светлой, кристально чистой, какой я видел ее в детстве. Но что ей до людских горестей и радостей? Видимо, она и знать не хотела о войне.

Луна, заливая все вокруг призрачным, голубоватым светом, ярко освещала нелегкий наш путь.

Под утро мы приближались к селению Сведерник. Вот уже показались в долине очертания домиков.

— А все-же здорово мы сработали, — нарушил тишину Григорий Мельник.

Действительно, операция по подрыву эшелона прошла как нельзя более удачно.

Эшелон был переполнен боеприпасами и гитлеровцами. «Сколько понадобилось бы времени и жертв нашим бойцам там, на фронте, — невольно подумал я, — чтобы уничтожить такое количество фашистов, как мы сейчас одним взрывом».

— Это лишь начало. А сколько нам еще предстоит сделать? — сказал я Мельнику.

— Сделаем, командир, — пробасил тот в ответ.

И я не сомневался в том, что этот коренастый молодой человек с черными усиками сделает все, чтобы выполнить любое боевое задание.

Перед рассветом вокруг потемнело. Небо, которое еще несколько минут тому назад было чистым, затянуло свинцовыми тучами. Повалил большими хлопьями снег.

Вдруг впереди, у поворота дороги, послышался громкий возглас:

— Хенде хох!

Мы увидели немцев.

То ли враг знал, что мы будем двигаться этой дорогой, то ли он обнаружил нас чисто случайно. Раздумывать было некогда.

— Огонь! — крикнул я, и партизаны пустили автоматные очереди по врагу.

Гитлеровцы на некоторое время умолкли. Тем временем мы метнулись в лесную чащу, находящуюся здесь же, рядом. Гитлеровцы снова открыли огонь. Увязая в сугробах, мы пробирались вперед. Каратели шли по пятам. Казалось, они настигали нас.

Дул холодный юго-восточный ветер, и мелкая снежная пыль серебристой пеленой плыла лесом. Она словно помогала нам уходить от преследователей.

Через несколько минут мы забрались на вершину высокой горы, поросшую толстыми деревьями и густым кустарником.

Руки и лица наши были исцарапаны колючими ветками. Выстрелы прекратились.

— Кажется, ушли, — сказал Рудольф Стой.

— Казак не без доли, — пошутил Мельник, и все облегченно вздохнули. Мы расположились на высотке.

Начинало светать. Сквозь деревья виднелся заснеженный ров, тянувшийся далеко вниз.

Но затишье царило недолго.

Не успели мы привести себя в порядок, как в нашу сторону вновь засвистели пули. Немцы пустили в ход пулеметы, и было видно, как они подтягивают вверх свои силы.

— Самое страшное — окружение, — сказал Мельник.

Рудольф Стой залег в удобном месте на возвышенности, стараясь разгадать, что думает предпринимать противник. Рядом с ним в обороне находились Андрей Гронец и Виктор Богданович.

— Нас обходят! — воскликнул кто-то из партизан. Под прикрытием пулеметного огня немцы окружали нас.

Тревожным эхом отражались их выстрелы в сердцах партизан. Ведь нас было мало, а гитлеровцев — несколько десятков.

Мы пока не стреляли, а, приготовив оружие к бою, настороженно наблюдали за врагом.

В верхушках высоких деревьев шумел ветер, порывы его становились все сильнее.

Я хорошо понимал, что держать оборону нам долго не придется. Боеприпасов было мало.

— Русь, партизан, сдавайсь! Вас мальо! — кричал один из гитлеровцев петушиным срывающимся голосом.

«Неужели конец? Ведь мы еще так мало сделали», — стучало в висках.

Как далеко еще мы были сейчас от той настоящей работы, о которой говорил нам перед вылетом начальник штаба партизанского движения Тимофей Амвросиевич Строкач. Мне показалось, что и сейчас на меня смотрят его мудрые, добрые и приветливые глаза. Такие глаза были у моего отца, который всегда верил мне и желал в жизни только хорошего.

Я вспомнил слова генерала: «Сейчас вас одиннадцать, а там должно быть шестьсот, а может быть, и больше. И если вы попадете даже в безвыходное положение, будьте решительны. Хорошо продумайте, взвесьте, а затем действуйте. Вы должны быть там и разведчиками, и мстителями, и агитаторами, организаторами партизанской войны против оккупантов. Условия у вас будут сложные. Враг всеми силами будет стремиться уничтожить вас».