Среди врагов и друзей - [11]

Шрифт
Интервал

Ровно два месяца находился Моцнешин у Кучавика. А когда узнал, что вблизи действует партизанский отряд, ушел к ним.

Много интересного рассказал нам Йозеф Кучавик. Мы внимательно слушали этого чудесного, душевного человека, и в его лице нам представились многие чехословацкие патриоты, с которыми в это время мы еще не были знакомы.

Наступил вечер. Снег и ветер утихли. За окном синели причудливой формы сугробы, наметенные за день.

Мы попрощались с Кучавиком и двинулись в путь.

* * *

Дом Йозефа Кучавика стал для нас желанным и близким убежищем. Сюда партизанские группы заходили обогреться и поесть, выполнив очередную боевую операцию. От Кучавика мы получали ценные разведывательные данные.

Всего в деревне Магале было шесть домиков. Жители их следовали примеру своего соседа. Они охотно принимали партизан, стирали им белье, готовили пищу. Мы назвали Магале партизанской деревней.

Однако длилось это недолго. Об этом позже рассказал нам сам Кучавик.

Метель буйствовала три дня подряд. Казалось, ветер дул одновременно во всех направлениях, бросал из стороны в сторону тучи взвихренного снега. Деревья скрипели и стонали, ветер взвизгивал и завывал в их ветвях, рвал крыши домиков. Ночью этот неуемный шум наводил ужас на карателей. Ведь они знали о том, что вблизи города Маков приземлилась группа партизан-парашютистов.

— Доннерветтер! — в который уже раз ругался майор гестапо Гольф Курт, получивший специальное задание найти и уничтожить парашютистов. И было непонятно, к чему относилось его ругательство: к погоде или к партизанам, которые будто сквозь землю провалились.

Телефонная связь с городом Чадца была перерезана, и майор испытывал такое чувство, будто он и его солдаты находятся где-то на краю света. Опасаясь, что в такую погоду партизаны могут напасть на гестапо, майор Гольф лично занялся проверкой постов. Днем и ночью по улицам сновали облепленные снегом патрули. Майор вновь проанализировал последнюю операцию против партизан, вспомнил сообщение агента о появлении партизан вблизи деревни Сведерник. «Как могло получиться, что опытный разведчик упустил их? — раздраженно подумал он. — Неужели жители села Магале спрятали их?» Эти мысли не давали ему покоя.

И гестаповец решил направить в село Магале лучшего своего агента.

Лазутчик появился в селе под видом русского военнопленного. Местные жители отнеслись к нему с большим сочувствием, внимательно выслушали его рассказ о скитаниях по лагерям, о побеге.

В дом Йозефа Кучавика лазутчик зашел поздно вечером. Не задумываясь, повторил он, как и почему очутился он в этом месте.

Кучавик, как всегда, в первую очередь пригласил гостя к столу, продолжая за ужином беседу.

— А к вам часто заходят такие, как я? — спросил как бы между прочим гость.

— Да, бывает. Куда же им, бедным, деваться? — ответил тот.

Кучавик положил на стол сухари, вскипятил чай.

Гость принялся за еду, но хозяин заметил, что тот ест без особого аппетита.

— Ешьте, ешьте, вы ведь целый день ничего не ели! — заметил Кучавик.

Гость, будто не расслышав его слов, стал с жадностью грызть сухари, запивая их чаем.

Но через некоторое время Кучавик заметил, что гость снова ест будто по необходимости.

— Может, вам земяки сварить? — засуетился он. — Я сейчас…

— Нет, нет, спасибо, я уже наелся, — ответил тот.

«Что-то он мне не нравится», — подумал Кучавик и вспомнил слова комиссара Рудольфа Стоя о возможности засылки провокатора.

Лазутчик тоже понял свою оплошность, заметив, как изменилось к нему отношение хозяина после того, как он отказался от картофеля. И в самом деле, кто же может поверить, что голодный человек, не евший целый день, откажется от еды. И все же провокатор продолжал играть свою роль.

— А партизаны были у вас? — спросил он.

Кучавик насторожился.

— Нет, партизан я не встречал.

— Как жалко, а я ведь хочу попасть к ним.

— Если вы этого хотите, то ищите их в лесу, а не здесь, — ответил Кучавик.

Несмотря на это, лазутчику все же удалось кое о чем разнюхать. Правда, он узнал о посещении деревни партизанами не от Кучавика, а от других местных жителей, но в общем это положения не меняло.

С этими данными на второй день лазутчик спешил к Гольфу Курту. Тот ожидал агента с нетерпением, куря сигарету за сигаретой. Он очень волновался: ведь от успеха операции зависела его карьера. Гольф хорошо понимал слова шефа, что только после уничтожения советских парашютистов будет решен столь затянувшийся вопрос о продвижении его по должности. Он уже представил себя в чине подполковника, и не просто сотрудника гестапо, а начальника.

— Где вы бродите так долго? — набросился он с ругательствами на вошедшего. Тот, словно не замечая ярости своего шефа, стал докладывать. Гольф замолк, с интересом прислушиваясь к каждому слову лазутчика.

Когда тот закончил, глаза гестаповца снова начали наливаться кровью, и вдруг он истерически закричал:

— Но где же, где парашютисты?

На этот вопрос лазутчик ему ответить не смог.

Гольф разразился еще более отборной руганью, стал стучать по столу и наконец хлестнул несколько раз агента по щекам.

«Вот и служи им», — думал про себя лазутчик.

На следующий день в Магале был направлен отряд карателей.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.