Среди обманутых и обманувшихся - [24]

Если желают пристроить сирот, то сначала выдают замуж девушку, а затем женят юношу, потому что женская стыдливость превосходит мужскую (вот кто „верит“, ибо „подлинная любовь — верит“; и смотрите: не испытуют, до старости, эту „стыдливость“: но деликатно торопятся ее поддержать, — во-первых, и наградить, — во-вторых; и уж всякая еврейка знает эту заботу о ней общины, и понятно, что, благодарная благородному, — она и остается „стыдливою“, не нарушает „целомудрия“: вот что значит обоюдная любовь, а не то, что „вы должны“, а „мы не должны“). Если предстоит женить сироту, то (не кое-как община „спихивает с рук“ бремя) для него нанимают дом, устраивают ему постель, а затем женят, ибо сказано во Второзаконии, 15, 8: „Дай ему… смотря по его наставшей нужде, в чем он нуждается“, а в другом месте сказано (Бытие, 2,18): „Сотворим ему (Адаму) помощника, соответственного ему“.

Вот как объясняется закон: все — в пользу людей; а не то, чтобы: „Храните целомудрие до 40 лет, до 50, даже до гроба! А нам что же заботиться, мы — посоветовали, устали, пот со лба катится!“

Нет, у „жидов“ как-то без „гимнов“ вышла любовь, а мы так только с „гимнами“ и остались.

Кстати, небесполезно здесь отметить проникающую наш русский перевод книг Ветхого Завета тенденцию к оскоплению. Вот образчик:

…„За это Господь дал им манну, как сказано в Числ. 11,8: „Народ ходил и собирал ее, и молол в жерновах или толок к ступе, и варил в котле, и делал из нее лепешки, вкус же ее (манны) подобен был вкусу груди (синодал. пер. «лепешки») с елеем: подобно тому как для ребенка грудь составляет главное, а все прочее — второстепенное, так манна составляла для Израиля главное, а все прочее — второстепенное; подобно тому как грудь не вредит, хотя бы ребенок сосал ее целый день, так была манна. И проч. (Трактат Coma, гл. I, Тосефта к Мишне, Талм., т. III, стр. 278.)

Материнская грудь — спрятана и заменена «лепешкой»; и как в последующих толкованиях («ограда закона»), этот оттенок Библии еще унежен и раздвинут: к «груди» сейчас и приставлен ребенок: картина, вовсе не нуждающаяся в греческих скульптурах, ибо говорит нежностью больше мрамора.

Еще из области незаметных переиначиваний: дано знать всем христианам, что потоп был «за разврат», «нарушение VII заповеди». Между тем вот совсем другой тон объяснения потопа:

«Поколение потопа возгордилось вследствие благоденствия, как сказано (Иова, 21,9): „Дома их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них. Вол их оплодотворяет и не извергает, корова зачинает и не выкидывает. Как стадо, выпускают они малюток своих, и дети их прыгают. Восклицают под голос тимпана и цитры и веселятся при звуке свирели; проводят дни свои в счастье и лета свои в радости“ (удивительный язык! вот картина уже не аскетического жития: и однако, — в книге Иова — святого. — В. Р.). Гордость (этим счастьем) подвигнута их (жителей до потопа) на то, что они сказали Богу: „Отойди от нас, не хотим мы знать путей Твоих! Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и что пользы прибегать к Нему“ (из Иова же, 21,14). Они говорили: „Разве нам нужны Его дожди, ведь у нас есть реки, которыми мы пользуемся, и мы не нуждаемся в Его орошении“. Им тогда сказал Святой, — благословен Он: „Вы гордитесь передо Мной тем добром, которое Я дал вам, этим же Я накажу вас“. И проч., - и послан был потоп (Трактат Coma, гл. I).

А между тем, не только „и прочие“, но и Вл. Соловьев объясняет потоп „излишнею чувственностью“. Тенденция скопческая, можно сказать, лезет из всех пор (отверстий в коже) нашей цивилизации.

В одном месте Талмуда (трактат Кетубот, гл. I, Тосефта) есть темное место, которого невозможно истолковать иначе, как в смысле чрезвычайного благоприятствования тому, что обычно нами понимается как „нарушение VII заповеди“. Вот оно в дословном, неясном тексте:

„Равви Иосиф сказал: однажды девочка („т. е. в возрасте до 12 лет“, примеч. г. Переферковича) спустилась, чтобы зачерпнуть воды из источника, и была изнасилована. Равви Иоанн, сын Нури, решил: если большинство горожан вправе породниться со священниками, то и она может выйти за священника“.

Эта часть Талмуда произошла при живом Храме, т. е. до Р. Хр. („есть священники“). О каком-то „источнике“ говорится; и что случай — произошел около него. Неизвестно лицо совершившего насилие, т. е. девочка, очевидно, в несколько удаленной (от своего дома) и незнакомой области. Требуется определить лицо, так как, по Моисееву закону, изнасиловавший женится на изнасилованной. Тогда, на затруднение об этом одного учителя, другой отвечает, что она „должна выйти за священника“, т. е. самый источник находился где-то в области исключительного жительства священников, вне сомнения, — близко к Храму. И добавляет: „Если большинство горожан вправе (!!) породниться со священником“ — решительно без всякого упрека изнасиловавшему священнику, пусть бы даже женатому (кажется, священники все были женаты). Какая разница со всемирным скандалом, какой у католиков, у протестантов, у нас поднялся бы по такому случаю! Между тем Талмуд — их священная книга, как бы для нас это были „Правила св. отец“.