Среди красных вождей - [128]

И вот появляется некто товарищ Николаев. Он командирован ко мне (для меня открыто) как чекист. Его миссия — следить за белогвардейскими движениями и за служащими, конечно. Он вполне аккредитован и производит хорошее впечатление искреннего рабочего коммуниста, гнушающегося создания дел путем провокации. Он имеет право пользоваться у меня кредитом. Но вслед за ним является в качестве его помощника Колакуцкий. Это имя прославил в своей известной книге Борис Седерхольм («В стране нэпа и Чеки»). Колакуцкий морской офицер царской эпохи. Но и тогда уже, как он сам мне говорил, он занимался не столько своей специальной службой, сколько был шпионом. Очевидно, ЧК не питала к нему полного доверия, почему он был назначен только помощником скромного Николаева. И вот они с Николаевым начинают «работать». Я не вникаю в их работу и из осторожности прошу готового мне все разболтать Колакуцкого не посвящать меня в тайны своей работы. Он через Николаева постоянно требует от меня массу денег, которые-де нужны им для того, чтобы посещать всякие рестораны, кафе и прочие увеселительные места, где ютятся-де белогвардейцы и другие контрреволюционеры. Они тратят громадные деньги «на дело». Колакуцкий старается сойтись со мной, «дружески» советуя мне не сидеть вечно в моем кабинете за письменным столом. Нет, в интересах моего дела я должен иметь общение с деловыми сферами, угощать и принимать угощения, выезжать в загородные рестораны.

— Это прямо в интересах вашего дела, Георгий Александрович, так вы можете лучше узнать ваших поставщиков, — явно провоцировал он меня, старого, испытанного работника. — Ну, вот, давайте сегодня вечером поедемте с нами туда-то и туда-то. Там бывают чудные женщины, а вино такое, что пальчики оближешь…

Я резко прошу его замолчать и говорю ему, что мне некогда ездить по кабакам. Но он часто возвращается к этому, стараясь меня соблазнить, чтобы потом впутать меня… Я вижу насквозь все его подвохи неумного провокатора. Мне скучно слушать его, и я его обрываю.

— Да полно вам, — не выдержав однажды, говорю я ему, — не тратьте время на меня, вам меня не спровоцировать, и, уж поверьте, мое имя не окажется скомпрометированным «в числе драки» или «по бабьему делу»…

— Ха-ха-ха! — нагло и откровенно хохочет он. И рассказывает мне интересные эпизоды из своей провокационной практики, как он уловил такого-то и такого-то… — Вот я и думал, что мои искушения так или иначе подействуют и на вас, и вы пойдете, ха-ха-ха, на удочку… а там бы мы вас сфотографировали бы. Ну, да ничего не поделаешь… сорвалось…

Но однажды Колакуцкий явился ко мне с Николаевым. Оба они были настроены очень серьезно, и на их лицах было сугубо значительное выражение. Забегаю немного вперед. В то время в моем денежном несгораемом шкафу хранилось на миллион фунтов стерлингов бриллиантов… Дня за два, за три до того я получил письмо, в котором мне угрожала смертью какая-то «организация свободных социалистов-революционеров». Я столько получал угрожающих писем, что и на это письмо не обратил внимания. Но в этом письме было упоминание о хранившихся у меня бриллиантах, которые мне «организация» предлагала отдать «добровольно»… Я принял только одну меру: посвятил в эту угрозу моего приятеля, курьера Спиридонова, действительно преданного мне, и просил его ночевать в моем кабинете на диване, на что он и согласился (конечно, вооруженный).

— Георгий Александрович, — довольно торжественно обратился ко мне Колакуцкий, — мы узнали… вот вы все негодовали, что мы массу денег тратим на кутежи, а вот благодаря этому-то мы и узнали, что здешние эсеры готовят на вас покушение с целью отобрать у вас какие-то драгоценности… Да и вообще помимо этого они решили покончить с вами…

Он встал и подошел к окну моего кабинета, недалеко от которого помещался мой письменный стол. Напротив, через довольно узкую улицу, находился какой-то частный дом, окна которого смотрели в мое окно.

— Нет, — сказал он тоном специалиста, — мне это совершенно не нравится… Ведь что же это такое: тут можно вас простым револьвером отправить на тот свет, особенно ночью, когда вы, по обыкновению, работаете долго… Нет, это не годится… Вы так, сидя, представляете собою великолепную мишень… Необходимо, чтобы вы хоть ночью опускали шторы, все-таки это будет затруднять прицел.

Узнав далее, что я днем и ночью хожу по улицам (жил я по ревельским понятиям довольно далеко от своего бюро) и что у меня даже нет никакого оружия, он заставил меня взять у них карманный (для жилетного кармана) браунинг и просил, чтобы я не выходил один, а непременно с провожатым… Не буду на этом долго останавливаться, скажу просто, что я отказался следовать их советам, и вовсе не в силу моей «безумной» храбрости, а по соображениям личного характера. Я поторопился поскорее от них отделаться, и, едва они ушли, я пригласил Маковецкого, Фенькеви и Спиридонова. Все мы вооружились и тотчас же, не обращая на себя внимания, вышли из «Петербургской гостиницы» и, нагруженные одиннадцатью довольно большими пакетами (тщательно опечатанными) с бриллиантами, отправились в банк, где и спрятали драгоценности в сейф…