Среди красных вождей - [125]

Но наличие Седельникова в качестве сотрудника Спотэкзака создавало при его нервной невменяемости для меня массу неудобств. И мне тем труднее вспоминать о нем с упреком (недавно, в июне 1930 г., он скончался), что лично ко мне он относился очень хорошо, что не мешало ему закатывать мне самые нелепые сцены. Не понимая ничего в коммерческих делах и особенно в правовой стороне вопроса, он часто наседал на меня, требуя, чтобы я немедленно подписал тот или иной договор, в принципе уже решенный, но по которому я еще не пришел к окончательному соглашению с поставщиком в деталях. Укажу на конкретный случай.

Голландская фирма «Флессинг» предложила мне двести тысяч комплектов солдатского обмундирования. Комплект состоял из френча, штанов и шинели. Фирма представила образцы, которые я передал в отдел Спотэкзака. Отдел долго исследовал эти образцы, испытывал их и, не решившись взять на свою ответственность апробацию их, просил меня о командировании кого-нибудь из сотрудников в Москву. Я командировал инженера Хитрика. Он возвратился из Москвы с сообщением, что в центре образцы вполне одобрены и что центр просит меня, выторговав сколько можно в цене, заказать эти двести тысяч комплектов как можно скорее. Я вступил лично в переговоры с фирмой, как о цене, так и о разных других условиях. Поставщик упорно торговался, отказываясь пойти на ряд условий, которые гарантировали бы интересы государства. Это тянулось несколько дней. Седельников, горевший искренним желанием честно служить интересам России, но не знавший, как и к чему именно приложить свои руки и силы, нервничал по поводу неизбежной задержки, ругал моего юриста мне, обвиняя его в ненужной придирчивости, из-за которой теряется-де дорогое время. Разумеется, я не мог заключить в угоду ему скороспелый договор, не проведя в нем всех необходимых пунктов, гарантирующих интересы государства, и, несмотря ни на что, вел неукоснительно свою линию… А это было нелегко. Седельников врывался ко мне…

— Долго ли вы будете тянуть с подписанием договора? — накидывался он сразу на меня, начиная свои иеремиады низким, сдавленным голосом. — Наша армия не одета, не обута, гибнет на поле битвы, исполняя свой священный долг… Вместо шинелей она одета в рогожевые плащи! Она мерзнет! А вам нет дела до этого! Вместо того чтобы лететь на помощь ей, вы копаетесь в юридических тонкостях с вашими юристами… вы крючкотворствуете, вырабатывая пункт за пунктом!.. А армия, — совсем уже хриплым от душившего его волнения, каким-то гробовым голосом заканчивал он, — мерзнет, гибнет!.. Вы… просто циник!!! — и он с гневом выходил от меня, хлопая дверью…

Он мешал мне работать, все время совещался с представителем поставщика, резко критиковал мое поведение. Разумеется, это было на руку поставщику, старавшемуся обойти неудобные ему пункты договора, и он настраивал его и других сотрудников Спотэкзака. Седельников жаловался на меня в Москву. Оттуда меня бомбардировали телеграммами, вызывали к прямому проводу, торопили, угрожали… Скажу тут же, что, несмотря на все принятые предосторожности при заключении этого договора, поставка была проведена совершенно мошеннически: обмундирование было доставлено старое, и не только поношенное, но, по-видимому, даже снятое с убитых, так как многие предметы были окровавлены… И это дело повлекло за собой грандиозный процесс…

Было трудно работать. Большинство поставщиков были просто аферистами, с которыми приходилось держать ухо востро. Между тем работа все расширялась, а сил было мало и не хватало работников. В Ревеле было немало русских, предлагавших свои услуги, людей с хорошим служебным прошлым, но они были эмигранты, и я не мог пользоваться их услугами, ибо верхи относились ко мне с недоверием, как не к настоящему большевику, и таким образом руки мои были связаны. Я — о чем ниже — был окружен чекистами, следившими за мной и налагавшими свое вето на большинство моих кандидатов… Я требовал командировать ко мне разных служащих и специалистов, но и там шла задержка со стороны ВЧК, в свою очередь налагавшей свое вето на представляемых Наркомвнешторгом кандидатов…

Положение создавалось совершенно невозможное. Я требую, например, для пополнения штата бухгалтерии счетовода и конторщиков. Спустя долгое время ко мне являются два субъекта: они профильтрованы через ВЧК. Я радуюсь. Начинаю их расспрашивать об их служебном стаже.

— Вы знакомы, товарищ, — спрашиваю я одного из них, — со счетоводством?

— Нет, товарищ, — застенчиво отвечает он, — я не счетовод…

— А что вы умеете делать?

— Да как сказать… по профессии я… парикмахер…

— Так зачем же вас командировали ко мне?

Он рассказывает. Оказывается, что он «ответственный» парикмахер, все время бривший и стригший «самого Ильича», который всегда «были очень довольны» его работой и «брились только у меня»… И вот этому советскому Фигаро пришла фантазия побывать «за границей». Он обратился к Ильичу, и «они устроили его»…

Вызываю другого командированного. Задаю тот же вопрос…

— Видите, товарищ, — отвечает он развязно, — я могу быть вам очень полезен моим пером… я поэт… и вообще беллетрист… школы Маяковского, — с достоинством заявляет он…