Среди гор - [9]

— Вон видишь, сидит на вороном аргамаке Василия.

— Только этот аргамак не годится.

— Да, он слишком неповоротлив. Для оодарыша больше подойдет темно-рыжий жеребец, он увертлив, как конь русского казака, — закончил Сапарбай.

— Ладно, седлайте темно-рыжего.

На середину огромного круга выехали два всадника. Толпа затаила дыхание, шум на поле ненадолго утих. Под Сыдыком был красивый рыжий конь с широким и круглым, как большой казан, крупом и сильной грудью. Когда он с изяществом и грацией поворачивал голову, челка его приподнималась и видна была белая звездочка на лбу. Туменбай сидел на приземистом, но крепком жеребце с волнистой гривой. Жеребец шел спокойно, без кокетливых движений. Большой Сыдык выглядел в седле грузным и важным. Туменбай казался скромнее.

— Туменбай ест у Василия один черный хлеб. Сил у него, наверное, маловато. Как бы Сыдык не сорвал его с седла! — беспокоился кто-то в толпе.

— Что хлеб! Если наш Тумеке даже одной капустой будет питаться, и тогда он не даст сбить себя с коня, — упрямо твердил другой.

— Скажи лучше, что он обессилел, пиля каждый день у Василия лес.

— Все равно Туменбай не ударит лицом в грязь.

— Большой Сыдык противник тоже не слабый.

— Слабый или сильный, не знаю, но позапрошлой зимой он к Туменбаю даже подступиться не мог.

— Да, тогда Туменбай один вырвал бычка у трех всадников.

Силачи подъехали друг к другу вплотную. Туменбай схватил Сыдыка за руку и резко потянул к себе, но тот даже не сдвинулся с места, точно прирос к седлу. У борцов немели руки, багровели лица, видно было, как напрягались жилы, как играли желваки, мускулы. Когда они, схватившись, старались стащить друг друга на землю, лошади под ними дрожали, отчаянно грызли удила и, сталкиваясь, падали на колени.

— Ну и рыжий! Вот это конь! — восхищались в толпе.

— Смотри, как конь Сыдыка слушается седока! — радовались сторонники Сыдыка.

— Темно-рыжий жеребец уже слабеет, — беспокоились другие.

— Надо было посадить Туменбая на лысого жеребца. Как бы этот не подвел!

— Не дай бог!

— И конь у него неплохой, и сам хорошо сидит, — успокаивал их кто-то.

— Все дело в коне. Если конь слабый, в оодарыше лучше не участвовать: может случиться беда.

— Подайтесь немного назад! Съесть Сыдыка с Туменбаем, что ли, собираетесь? — крикнул Карымшак подступившим к борцам зрителям и стал хлестать их лошадей плеткой по крупам.

— Оставь народ в покое, не командуй здесь! — угрожающе посмотрел на него Аалы.

— Я веду себя как положено…

— Не бей лошадей, ишак!

— А ты собака!

— Заткнись! Это я-то собака?

— Ты! И ничего ты мне не сделаешь, свинья!

Стоящие рядом Курман и Джакып набросились друг на друга с плетками. Тугие, узорчатые, как змеиная чешуя, плети, со свистом рассекая воздух, обжигали их спины под тонкой одеждой.

Карымшак и Аалы тоже оказались вовлеченными в ссору. Их кони стояли один против другого, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

— Подрались двое, это еще понятно, — орал Карымшак на Аалы, огревшего Курмана по спине, — а тебе, толстый черт, чего надо?

— Смотрите! Он меня толстым чертом называет!

— Ты… Да знаешь, кто ты? Ты тусклоглазая свинья!

— А ты волком на всех смотришь!

— Это ты, что ли, все?

— Если ты такой храбрый, выходи, будем драться!

— Давай, собирай своих!

— Проклятие твоему отцу, собака!

Собравшиеся разбились было на две враждебные группы, но вмешались мулла Барпы, Бердибай и другие аксакалы.

— Что вы петушитесь, неразумные?

— Праздник в драку превратили!

— Если так будет дальше, нашим двум аилам жить рядом нельзя.

Оодарыш продолжался. Два силача то как беркуты устремлялись друг на друга, то отступали. Большой Сыдык вдруг схватил Туменбая за руку и изо всех сил потянул к себе. Темно-рыжий жеребец пошатнулся, но тотчас же выпрямился, а рыжий конь Сыдыка стоял все так же твердо.

— О аллах!

— Дух предков!

— Хватайте его за ворот!

— Придави ему руку!

Стоял оглушительный крик. Порядка будто не бывало. Иные горячие болельщики, сами того не замечая, спрыгивали с лошадей, снова вскакивали, взывали к духу предков. Туменбай, стараясь перетянуть большого Сыдыка, стащил его с седла и чуть не сбросил с лошади, но тому снова удалось вырваться. Туменбай собрался с силами, коршуном налетел на противника, схватил его за ворот и, дернув к себе, сорвал с коня, словно таволожник со скалы.

— Не отпускай! Тащи его! — кричали сторонники Туменбая.

— Туменбай победил!

— Делите приз! Отдайте, почтенному Шооруку, молдоке и болушу их долю! — потребовали зрители.

После оодарыша страсти разгорелись. Болельщики не могли устоять на месте, наблюдая за скачками на двухлетках и трехлетках. Но на этот раз приз достался ребятам из аила Джакыпа.

— Теперь будет козлодрание! — объявил Саадат и послал двух комсомольцев за оставленной в низине в прохладном месте тушей козла.

Для участия в козлодрании каждая сторона выставила двух всадников. Один всадник на рыжем коне с лысиной на лбу и другой — на светло-сером остановились неподалеку от туши козла; а два других, что ехали на вороном и гнедом, спустились в низину. Расстояние между тушей и каждой из сторон было одинаковое.

Народ на холме с волнением следил за происходящим и шумел больше, чем при оодарыше и скачках: