Среди гор - [16]

— Наверное, гости к нам приехали. Расстели на полу колделен.

Невестка встала, звякнув серебряными подвесками на длинных косах, и проворно взялась за дело, ступая легко, как кошка.

Верховые спешились. Курман принял коня у незнакомца. Саадат сам открыл дверь, приглашая гостя войти первым в юрту.

Байбиче встретила их приветливо:

— Заходите, милые, заходите.

Невестка стала рядом со свекровью, ее тонкие губы едва шевельнулись… Видимо, она всегда так здоровалась с гостями. Черные глаза ее чуть заметно улыбались. Новый спутник Саадата, увидев хорошенькую келин, напыжился еще больше, неестественно поднял голову и, нахмурив брови, уставился на тюндук. Саадат услужливо показал ему на почетное место:

— Садитесь на колделен. Его расстелили специально для вас.

Гость неторопливо опустился на сложенный вчетверо черный колделен, долго устраивался и, наконец, уселся, прислонившись спиной к джуку. Он расстегнул ворот гимнастерки, снял фуражку и положил рядом, вынул из нагрудного кармана красную расческу, старательно причесался. Затем снова нахмурил брови, приняв важный и суровый вид.

Саадат сам поднес гостю пиалу с розоватым крепким кумысом. Гость задумчиво и лениво протянул руку, не глядя, кто подает, и, решив, что кумыс поднесла молоденькая келин, прижал к донышку пиалы безымянный палец Саадата. Тот резко отдернул палец, кумыс расплескался.

— Извините, аксакал! — сказал Саадат.

Всем остальным подавала кумыс келин. Пиалы не один раз обошли гостей. Когда был опустошен хорошо прокуренный бурдюк, байбиче стала наливать кумыс из большого темно-коричневого кувшина с узким горлышком, а невестка вышла и почему-то не возвращалась. Новому спутнику Саадата сразу сделалось скучно. Он шумно зевнул, провел рукой по лбу и, коверкая русские слова, сказал:

— Спат нада.

— Ах, вздремните, пожалуйста.

Курман проворно постелил два ватных одеяла, положил пуховую подушку.

— После доброго кумыса всегда клонит в сон, — сказала хозяйка.

Был поднят край туурдука. Мягкий ветерок, проникая в юрту, гладил лицо, играл волосами задремавшего гостя. Осмон сделал рукой жест, как бы спрашивая: «Уснул, что ли?»

— О-о, наш грозный спутник уже отправился из Мекки в Медину! — засмеялся Курман, махнув рукой.

Саадат, сидевший в расстегнутом бешмете и легкой тюбетейке, сказал с довольной усмешкой:

— Хитрая лиса попалась в наши руки! Ну-ка, Сапарбай, раздай карты, сыграем раз-другой в бети калды.

— Раздавай, Сапаш, скорее, — торопил Курман, — если я сейчас выиграю, то мы победим, а если проиграю, победят нас.

— В карточной игре, что ли?

— Нет, в схватке с противниками.

Играли дважды, и оба раза Курман остался в дураках. Тем временем байбиче приготовила угощение. Невестка вымыла чашки, достала скатерть, полотенце.

— Мясо готово, — сказала она. — Барашек молодой, варить долго нельзя. Саадат, разбуди гостя.

Саадат тихо придвинулся к спящему и слегка потянул его за рукав.

— Мясо сварилось, вставайте!

Нехотя, словно ребенок, гость потянулся, протер глаза и, не отрывая головы от подушки, погладил волосы, делая вид, что думает о чем-то серьезном. Только после этого поднялся и сел на колделен.

Проворный подросток принес кувшин с водой, держа полотенце под мышкой, полил гостям на руки. Важный гость сидел еще сонный, тяжело опустив голову. Расстелили дастархан, поставили деревянные чашки с мясом. Сапарбай отделил ножом мясо от костей, взял из чашки баранью голову и, отрезав одно ухо, положил ее перед гостем. Тот изумленно посмотрел на баранью голову.

— Что это у вас такой? — спросил он, мешая русские слова с киргизскими.

— Мы не понимаем по-русски, дорогой гость, — ответил Курман. — Вас ждет вкусная, как кишмиш, голова молодого барашка. Берите!

Хотя важный гость вначале и делал вид, что смотрит на голову с испугом, но церемонился он недолго, — отрезал ухо и положил себе в рот.

— Теперь наш черед.

Каждый взял ту кость, которая полагалась ему сообразно возрасту и положению.

— А-а, — с удовлетворением протянул гость после того, как с хрустом прожевал и проглотил ухо, — интересно барашек голова. А глаз почему смотрит?

— Глаз бышканский[3], — ответил Курман ему в тон. — Боится, что вы его вытащите из глазницы и съедите.

Молодая келин прыснула, как ни старалась сдержать смех.

Саадат ткнул Курмана в бок. Сапарбай, делая над собой усилие, чтобы не засмеяться, взял из блюда кость, передал ее подростку, поливавшему на руки гостям, и начал крошить ножом мясо для бешбармака. «Важный» гость сердито глянул на Курмана, продолжая есть, и очень скоро обглодал голову барашка, на которую вначале смотрел с таким недоумением.

— Берите джамбаш, — предложил Саадат гостю. Но тот вытер руки концом скатерти и встал. — Куда вы? — спросил угодливо Саадат.

— У вас юрта жаркий, — ответил гость, все так же коверкая русские слова и, направляясь к выходу, добавил: — Мясо вам крошить надо… я на ветерочке выйду…

Когда гость вышел, Саадат упрекнул Курмана:

— Кажется, ты обидел его.

— А он хорошо ведет себя? Как может смотреть глаз барашка, который два часа варился в котле?

— Хватит, — сказал с сердцем Саадат. — Слишком уж ты загордился, что бедняк, и ведешь себя с ним, как с ровней!