Среда обитания приличной девушки - [78]
Потом, видимо, ей от прожектора жарко стало, потому что она остановилась, шест наконец-то выпустила, халат сняла и на сцену его бросила. В купальнике осталась. И стала вокруг шеста быстрее бегать. А иногда от него отбегать и пританцовывать. А девица-то блондинка. Крупная такая, корпулентная эстонка.
Минут пятнадцать такого диско, и она совсем запарилась — задыхаться стала и верх от купальника сняла. Лучше бы она этого не делала. Грудь тут же опала на положенное ей от природы место.
А потом — самое страшное. Она со сцены слезла и стала к нашему столику подходить. Чем ближе подходит — тем яснее возраст вырисовывается, хоть и сумерки. Грудь в такт шагам туда-сюда мотается, жирок на бедрах живет самостоятельной жизнью, работает под минусовку. Так вот, она подошла и села почти голой жопой прямо на наш столик. Рядом с моей тарелкой. Сидит — потная вся, целлюлит на столе разложила и что-то на ненашем языке лопочет.
Фу. Я аж потом есть не мог, только пиво допил, а за все пришлось же заплатить!
А эта? Ну что — посидела-посидела почти в моей тарелке, да и пошла дальше.
Нет, ребята, доллары я ей в трусы не совал. Я вообще считаю, что за такой стриптиз она должна была мне доллары в трусы совать, но ей взять было негде. Карманов у нее на стрингах было не предусмотрено.
Короче — ура, господа. Да здравствует осуществление мечты.
Глава семьдесят первая
В Париж!
Кстати, я когда институт-то закончила и на работу поступила, то я там, между делом, первый раз замуж вышла. И просуществовала там, взамуже, четыре года. Особо ничего интересного в нем не происходило, поэтому и заострять внимание на этом времени не буду. Пришлось развестись. И настолько это было, видимо, не мое, что спустя несколько лет приключилась вот такая сцена.
По прошествии лет все, что было связано с моим первым мужем, подернулось каким-то таким флером, что из всего происходившего я точно помню одно — фамилия его была Богданов. (Фамилия-то и осталась мне по наследству — диплом, права, документы на квартиру — все было на Богданову.) Все остальное, включая имя, плавно утекло.
На вопрос Соньки, как же звали того загадочного Богданова, я долго чесала в репе, восклицая: «Гусар же, не суслик, звали же его как-то!», но вспомнить смогла, только заглянув в свидетельство о разводе. Когда я сообщила ребенку, что Богданова звали Павел, Сонька тут же предположила, что он был негр. Когда я спросила, почему же именно негр, она ненадолго возвела очи горе, после чего с чистой совестью выдала фразу: «Ну а как же? Павел Богданов — точно негр!»
К этому времени пришлось мне уволиться из канадской-то конторы. Нет, не подумайте чего, дело было не в том, что я плохо работала. А совсем даже в том, что все мои коллеги намылились на ПМЖ в ту самую Канаду. А я уволилась по причине обострения патриотизма и любви к родине. Ну и развелась заодно.
А поскольку не работать вообще я не умела, то тут же опять нашла себе работу. Вернее, она меня нашла. И стала я работать в турфирме. Нет, поездок в дальние страны мне эта работа не сулила, наоборот. Фирма занималась приемом наших и иностранных граждан в Петербурге. Транспортом, едой, проживанием и развлечением.
Но утешать себя после смены работы и развода как-то было надо.
С детства изучала я французский язык, и меня всегда тянуло в Париж. Ну, хрен с ним в Париж, хоть бы в Израиль, но пересадку все равно хотелось в Париже.
Когда я развелась с мужем и стала совершенно свободной женщиной, на горизонте нарисовался Димка, с которым мы работали на канадцев, и стал склонять меня к страшному.
— А поехали, — говорит, — Галка, в Париж! Прокачу, — говорит, — тебя с твоей неземной красотой в город твоей мечты!
Ну, баба я циничная, поэтому сразу по поступлению предложения определила прямо человеку в лицо, что как я с ним никогда не спала, то и спать не собираюсь, несмотря на осуществление мечт. А он и не настаивал, а наоборот. «И номера у нас будут одноместные, и приставать я к тебе с глупостями не буду, а только мечтаю вдвоем с тобой красотами того Парижу насладиться». Типа, без меня ему и Лувр не Лувр, и Сена не Сена. И я купилась на это предложение. И сделала паспорт, и уже даже чемодан собрала, тем более что знала его как человека порядочного и верного своему слову. Человек напрягается, ищет фирму, покупает путевки. День назначен, путеводитель по Парижу прочитан, все готово.
И что вы думаете, я делаю потом? А вот и приглашаю его на свидание, делаю умное лицо и высказываюсь в том смысле, что поехать с ним за его деньги я никак не могу, а своих у меня нет. Человек в недоумении, а я даже и не знаю, почему так делаю. А вот потому, что воспитание у меня такое. Дурацкое. Поеду я вот так, задаром, в город мечты, а потом буду всю жизнь мучиться, что я этому человеку обязана по гроб жизни. Я что, феминистка, не приведи господи? Или мужская составляющая моего организма все-таки стала превалирующей и не дает заниматься альфонсизмом? А хрен его знает. Но не могу я так.
Или пришлось бы, действительно, в последнюю ночь отдаваться ему, чтобы не быть должной. А я не могу. Поскольку очень я ценила этого человека как друга, но представить себя с ним в одной койке в качестве партнера — это увольте.
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Почти всю жизнь, лет, наверное, с четырёх, я придумываю истории и сочиняю сказки. Просто так, для себя. Некоторые рассказываю, и они вдруг оказываются интересными для кого-то, кроме меня. Раз такое дело, пусть будет книжка. Сборник историй, что появились в моей лохматой голове за последние десять с небольшим лет. Возможно, какая-нибудь сказка написана не только для меня, но и для тебя…
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…