Среда обитания приличной девушки - [76]
Подвиг почти удался. Но, когда только в центре прутка остался неотпиленный участок с пятикопеечную монету, ножовка сломалась. Это была катастрофа. Нужно было придумать что-то, чтобы мои старания были не напрасными. И я придумала. Я усадила трех бабушек на один конец прутка, а сама, как бешеный гамадрил, стала прыгать на втором конце. В результате мы его обломали.
Но этим история не закончилась. Заполучив в руки эту металлическую бандуру с изящным конусом на одном конце, я оказалась на улице. У черта в заднице. На улице, по которой изредка ездят машины. Как вы думаете, много желающих было подобрать девицу с двухметровым бревном темным и холодным февральским вечером, когда нормальные люди торопятся домой? Наверняка тот человек, который в конце концов остановился, был добрым самаритянином. Мы запихнули мой груз и меня (потому что вдвоем мы с грузом влезали не очень хорошо) и поехали на Рижский проспект. Когда автомобиль остановился у института, кто-то из товарищей увидел меня, вылезающую из машины. Тут же передали это начальству, и Сережа с криком: «Что же ты так долго!» — вывалился из проходной. И тут он увидел пруток. Его большие выразительные еврейские глаза стали настолько выразительными, что их не испортило даже российское «Еп…».
Глава шестьдесят девятая
Рыба под названием «Пила»
Кстати, мои навыки по распилу металла потом очень пригодились мне в быту. Достаточно скоро. Видимо, если бы о моей жизни снимали фильм ужасов, он бы назывался неоригинально. «Пила». В их загнивающем Западе такой фильм уже был. Но какой-то он далекий от реальности. А я — гораздо ближе.
Шла я домой — и было мне хорошо. Потому что была суббота, шла я из магазина, несла в пакете овощи и фрукты, а дома, в миске, размораживалась курица, с огромным трудом добытая с самого утра. В те времена курица в миске была равноценна медведю, заваленному с помощью рогатины, так как усилий на ее приобретение затрачивалось примерно столько же.
А еще у меня в пакете — мороженое, которое я очень хотела и купила себе в награду. Черносмородиновое, причем не гнусного розового цвета, а настоящее фиолетовое, с кислинкой. Короче, жизнь играла яркими красками.
В лифт я не полезла — вот еще, руки заняты, а лифт, во-первых, в сетчатой шахте, где нужно дверь самостоятельно открывать, во-вторых, если дверь открыл, то тебя по заду хорошенько приложит сильно подпружиненная внутренняя дверь, в-третьих, этой же дверью тебе прищемит руку, когда ты захочешь закрыть внешнюю, в-четвертых, повезет он тебя только до полтретьего этажа, а в-пятых, из него нужно еще таким же макаром выйти. Ну его.
Поэтому я пешочком, пешочком.
Вот и квартира. Достать ключи, открыть нижний замок, потом верхний… Тут мороженое начинает перемещаться в пакете, и я понимаю, что сейчас его накроет картошкой. Делаю движение на удержание, нечаянно бью коленом в дверь — и все. Катастрофа, приехали.
Верхний замок — ригельный. В качестве запирающего механизма — два штыря. От удара ключ как-то перекосился, выскочил из скважины и больше в нее не вставился ни за что. Потому что один стержень уже убрался в замок, а второй соскочил, воткнулся в гнездо и по-прежнему держит дверь.
Тут я достала мороженое — не пропадать же добру, думаю-то я медленно, и стала обозревать жизненные обстоятельства.
В квартиру не попасть — это понятно. Родители, у которых есть запасные ключи от моей квартиры, на даче. Поехать к ним на дачу — это значит вернуться только завтра, а курица? Моя прекрасная, дивная курица, которая явно заскучает на летней жаре без холодильника? Нет, это тоже не пойдет.
Вызвать мастеров — денег нет. Я что, зря по магазинам ходила? Нет, они есть, конечно, но внутри. А я — снаружи. Вся.
И стала я ломиться по знакомым соседям. Соседи, не будь дураки, тоже все по дачам разъехались — жара. Одну соседку нашла — она с грудным ребенком дома маялась. А муж ее, на которого и была моя надежда, умотал в командировку.
И что делать? Как жить бедной девушке, ставшей бомжом ни с того ни с сего?
Так что в этот раз на подвиг меня вдохновила синяя холодная тушка, весело растопырившая крылышки с остатками перьев.
Взяла я у соседки (правильно, вы меня уже знаете) полотно от ножовки по металлу. И стала пилить.
Если сравнивать алюминиевый пруток и часть замка — пруток был не в пример удобнее. Потому что штырь замка — это закаленный металл. Потому что ход полотна — всего пять миллиметров. И угол наклона ножовки уж больно неудобный.
Часов шесть я его пилила. Для того чтобы не поранить руки, на полотно надела картофелину. Вспомнила все карикатуры про заключенных и ножовку в булке. Прокляла на свете все мороженое, которое вздумало сползать под картошку. Подвергла анафеме курицу на столе (хотя она была совершенно ни при чем).
Мимо меня по лестнице ходили люди. И хоть бы одна сволочь поинтересовалась, а что это девушка делает с дверью? И чем это она там, тихо матерясь, елозит туда-сюда в замке? Или чтобы милицию, что ли, вызвали. Нет. При желании и некоторой сноровке я могла бы перепилить замки во всех дверях лестничной площадки. Просто сил уже не было.
Да, курицу-то я пожарила. И суп на курином бульоне сварила. А на следующий день у меня болели такие мышцы, о существовании которых я даже не подозревала, хоть и занималась шейпингом не один год.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…