Сребропряхи - [58]

Совещание подходит к концу, и Мадис Картуль просит разрешения сказать несколько слов.

— Сегодня здесь говорили о Пийдерпуу. Наверное, и еще будет разговор. Я хотел бы сказать, что парень просто оступился… Он вообще немножко кисляй. — На лице Мадиса появляется улыбка, даже его зеленый глаз довольно дружелюбен. — Видите, он скуксился там в углу, готов сквозь землю провалиться. А я не прочь и дальше с ним работать… Но если ты, черт тебя возьми, еще… — поворачивается он к Рейну, — то я тебе не только перо куда надо вставлю, я тебя в каталажку посажу, вот что!

Фараон улыбается, но тут же гасит свою улыбку.

— Члены художественного совета свободны. А вы, Мадис Картуль, зайдите сейчас ко мне.

«Что это случилось с Фараоном?» — думает Мадис Картуль, усаживаясь в кресло в кабинете директора студии. Что-то ведь случилось, а то зачем бы ему вертеться возле шкафа, возиться с секретером; этот всегда такой самоуверенный человек что-то мешкает, копается, роется, как курица в навозе.

— О чем мы?.. — решается начать Мадис Картуль, достаточно долго просидев напротив пустого директорского кресла.

— О чем мы… о чем мы? — вдруг взрывается Павел Вара. — О том, что ты превратил съемочную группу в публичный дом! С какой-то костюмершей спутался. Роль ей дал… Выпей-ка вот да расскажи, что это у тебя там за бардак.

Чудеса. Директор капли в рот не берет, но на столе появляются два стакана, до половины наполненные коньяком.

— У меня печень, а тут еще, черт возьми, с тобой возиться приходится. Письма мне шлют!.. — Он отхлебывает из стакана, кашляет, кряхтит, краснеет. — Что там у тебя происходит? Я думал, ты человек уже немолодой, дисциплинированный, а ты там распутничаешь… Слушай, мужик, ты что, голову, что ли, потерял? Совсем потерял голову! — повторяет он и ослабляет узел галстука.

Теперь и Мадис Картуль покраснел. Он одним глотком осушает свой стакан, но не может выдавить из себя ни слова.

— Ну?

Наконец к Мадису Картулю возвращается дар речи. Он набирает полную грудь воздуха, поднимает глаза от пепельницы, набитой окурками, и вперяет их в безвкусный красный эллипс на цвета «блё жандарм» галстуке Фараона.

— Это самое… — начинает он и умолкает. — Ну, черт возьми, это… с тобой-то никогда, что ли, не бывало, чтобы молодая бабенка… это самое… ну… ударила в голову!

Долгое молчание.

И вдруг под сине-красным галстуком Фараона возникает диковинный звук, напоминающий воркование или кудахтанье. Мадису Картулю никогда не доводилось слышать смех этого сибирского гиганта. Подобный номер, наверное, вообще мало кому известен… Мадис Картуль с ужасом смотрит на своего шефа: это горная лавина с шумом и грохотом сметает все на своем пути. А под горой озеро, нет, скорее, болото с оконцами чистой воды, и трясина эта с чавканьем, с бульканьем заглатывает низвергающийся камнепад. И этих громыхающих лавин Мадису приходится выдержать целых три.

Когда раскрасневшийся Фараон вновь обретает способность издавать человеческие звуки, он затягивает узел галстука, наверное, для того, чтобы не возникло новое стихийное бедствие, и тихо говорит:

— Ну ладно, давай кончай с этим делом. — Затем какое-то мгновение изучающе разглядывает Мадиса и добавляет: — Или, если ты совсем уж круглый дурак, женись! Но чтобы я больше об этом распутстве не слышал! Теперь выпей еще глоточек и проваливай! Ах ты, старый баран!

На лестнице Мадис сталкивается с Тикербяром.

— Фильм получится! — говорит Тикербяр благожелательно, даже отечески…

Мадис Картуль выходит на улицу. Солнце светит, пожалуй, излишне ярко. Вдобавок издали приближается поливальная машина — владелица собственной великолепной радуги.

На другой стороне улицы Мадис замечает молодого человека в желтом, кошачье-мягком свитере. Молодой человек словно бы кого-то дожидается, но, как видно, не замечает Мадиса… Он явно смущен.

Мадис Картуль переходит на другую сторону.

И вот они уже идут вместе.

Кто знает, может быть, они и вправду сделают хороший фильм.

Кто знает, может быть, мы о них еще услышим.