Сравнительное богословие. Книга 3 - [58]
Реально же доминирующие в I веке до н. э. «новые» (либо возобновлённые) учения о необходимости ограничивать свои материальные потребности для посмертного блаженства — вполне устраивали «мировую закулису», как основа будущей религиозной философии для толпы и «элиты» (исключая лишь высшую «элиту») в Римской империи. Проблема у хозяев мировой толпо-«элитарной» пирамиды была двоякой.
Во-первых, вследствие могущества и огромных территорий, усвоенных империей, к I веку до н. э. культура эллинизма с древнегреческим пантеоном и красивой мифологией «размылась» другими культами и так и не стала связующей для всей империи; а наряду с этим второе детище «мировой закулисы» — иудаизм — также впал в глубокий кризис, о чём мы говорили выше. То есть, оба религиозных детища хозяев толпо-«элитарной» пирамиды находились в остром кризисе в это время.
Во-вторых, нарастала социальная напряжённость в Римской империи, связанная с сохранением открытого рабовладения и крайним расслоением населения. В среде «мировой закулисы» не мог не идти активный поиск подходящей альтернативы открытому рабству — либо идеологии, которая могла бы длительное время служить религиозной «смирительной рубашкой» для толпы рабов и низшей «элиты», обеспечивающей покорность господам.
Нужна была альтернатива жестокому подавлению силой государства различного рода восстаний и войн, начиная с восстания Спартака, которые сотрясали на рубеже новой эры мощную Римскую империю. И в качестве такого рода «умиротворяющей» альтернативы, направляющей энергию угнетённых в русло религиозных иллюзий, вера рабов в посмертное воздаяние было вполне приемлемым и даже выгодным для власть имущих. Учение Христа было извращено и приспособлено после его ухода в мир иной — в качестве «господствующей» идеологической доктрины, в основу которой легло давно известное и культивируемое в Римской империи учение о посмертном воздаянии за аскетизм и послушание в «этой жизни». Но это вовсе не значит, что такому учил сам Иисус. Римские философы и мистики, благонамеренно ищущие выход из кризиса (также как и благонамеренные иудеи) в основном поддержали (но не сразу) извращённое учение якобы Христа, чем самым как бы избавили себя от эсхатологических предчувствий, но не Правдой-Истиной — а очередной иллюзией-мистификацией первого (и второго) тысячелетий новой эры. Для того, чтобы совесть некоторых благонамеренных людей (как проявление у людей чувства Божией Мhры) больше не мешала деяниям «мировой закулисы», в общехристианскую библейскую доктрину включили стержневой миф о том, что Христос своим земным подвигом искупил все грехи, а эсхатологию людей загнали в другой миф — об Апокалипсисе. Последний (Откровение Иоанна Богослова) — достаточно жёстокое (в отношении психологических практик, касающихся нейро-лингвистического программирования и запугивания за непослушание) замыкание духовности веропослушных «христиан» и веропослушных («правоверных») иудеев на одну «спасающуюся» — в случае Апокалипсиса — иерархию, во главе которой иудеи.[170] Если иудаизм был религиозной системой для «расы господ», то «христианство» стало религиозной системой для рабов. Но и иудеи оставались рабами по отношению к своим древним хозяевам. После этого все эсхатологические и мистические изыскания в «христианской» цивилизации, не вписывающиеся в общебиблейскую доктрину были названы «колдовством» — что открыло эпоху «святой» инквизиции.
Конечно ограничения библейского христианства, к которым добавились многочисленные исторические и политические извращения духовных и властных верхушек государств, куда распространялось «христианство» — были направлены в первую очередь на канализацию и пресечение свободного поиска Правды-Истины у людей, на которую им указал самочинный пророк Иисус. В то же время, библейское христианство более чем на десять веков приостановило технический прогресс, «правовой» и законодательный прогресс, активизация которого приходится на V–III вв. до н. э. в древней Греции и республиканском Риме. Видимо «мировая закулиса» испугалась слишком большой законодательной и «правовой» свободы (даже при открытом рабовладении), что в общем-то и привело к религиозному кризису конца II — начала I веков до н. э. Дело в том, что некоторая свобода обеспечивала активизацию религиозных изысканий в не слишком занятых средних благонамеренных слоях сначала греческого, а затем римского обществ. Вследствие «христианских» ограничений технический прогресс был приостановлен,[171]
