Спящий с Джейн Остин - [10]

У Патси все было на месте, тут не поспоришь. Сиськи, бедра и так далее. Я полагаю, ее вполне можно было назвать хорошенькой. Но если вникнуть в суть дела, ее голова и все остальное были лишь приложением к ушам. А более совершенной ушной раковины не имеют, я думаю, даже чистейшие из ангелов. Едва увидев ее, я тут же понял, что сожрал бы собственных детей ради одного прикосновения к этим туннелям любви. Насколько я помню, так называемый «старшина» моих присяжных[33] имел такие же уши, как у Патси. Разбивающая сердце арифметика человеческой жизни не так-то проста в исчислении, вы согласны? Возможно, то, чему суждено случиться, случится рано или поздно, так или иначе — как часто говорят поэты…

Знаком ли вам термин «атавистический»? Нет, вряд ли. Вы же никогда нигде не обучались, кроме как в школе. Ничего страшного. Нечего стыдиться — во всяком случае, сильно стыдиться. По крайней мере, вы научились читать! «Атавистический» значит примерно следующее: «типичный для более ранних стадий развития по отношению к нынешней стадии». Вот на это самое и была похожа Патси. Она не достигла финальной стадии цивилизованности, на коей оформляется пристрастие к ушному сексу. Патси пребывала в темном прошлом с его мрачными ассоциациями похищений сабинянок[34], викингского насилия, мужской сосредоточенности на гениталиях и женской зависти к пенису. (Как писал скотина-шовинист Ян Флеминг в «Шпионе, который меня любил», «каждая женщина немножко любит насилие».) Патси не могла отказаться от идеи, будто все самое основное располагается промеж ног. Паховая область как основа бытия. Хуже того: она предпочитала доминирующую позицию!

Да, разумеется, Патси была англичанкой (я упоминал об этом?), что, полагаю, объясняет ее воззрения любому шотландцу. Или, во всяком случае, мне. Патси только пфыкала, когда я спрашивал, почему она произносит свое имя как «Пэтриция», а имя ее сестры — как «Пэмела». Да, в этом вся английская женщина: от них не добьешься ничего вразумительного, кроме сплошных «пфэ» и «пфу».

Да-да, я знаю, что занимаюсь всеми этими отвлеченными разглагольствованиями исключительно в попытках оттянуть тот момент, когда мне придется встретиться с прошлым. Спасибо вам большое, дорогие фрейдисты, что напомнили. Но позвольте спросить: а разве сами вы не сидите сейчас в самолете, уносящем вас от того места, где вы были прежде? Откуда бы вы ни бежали — вас будут ожидать на терминале прибытия. Уж поверьте мне.

Когда я добрался до уха Патси, она нахмурилась и оттолкнула мою руку. Я был изумлен, озадачен, оскорблен; вдобавок она бросила фразочку, что, дескать, наслышана обо мне. Подобная система отношений между мужчиной и женщиной была мне незнакома. Требовалась подсказка. А худшее ожидало впереди.

Когда мне было четырнадцать, я ездил на каникулы в Блэкпул. Как и обещала брошюра, погода стояла чудесная, и в первый же день… все нормально, не надо так кричать! Впредь я буду придерживаться основной темы. Если будете орать, вы можете вызвать у человека ушной спазм.

«Frotter» — это французское слово, которое употреблял Эмиль Золя, имея в виду «тереть» или «растирать». Ну так вот: когда суетливая маленькая ручка Патси расстегнула мою ширинку (расстегните мужчине ширинку, и вы расстегнете его самого) и начала frotter меня, я увидел звезды, о которых Галилей никогда и не мечтал. Я хочу сказать: Солнце вращалось вокруг Земли, но кого это волновало? Уж точно не юного сына мистера Адамсона. Все это, отметим, происходило в спальне Патси на Клаверхаус-роад — спальня, между прочим, выходила окнами на площадку для гольфа в Кейд-парк. Высунув клюшку в раскрытое окно, можно было стукнуть по голове кого-нибудь из членов гольф-клуба.

Хуже всего оказалось проникновение. Я сопротивлялся и увертывался, как мог, но Патси была решительно настроена довести дело до конца. Она забралась на вершину моего предателя-члена и ввела меня в себя. Патси проявила чудеса ловкости, и в конце концов внутри нее оказалось довольно-таки много меня, а Патси все стонала и говорила, что это должно продолжаться весь остаток вечности, и мне уже начинало казаться, что оно и впрямь никогда не закончится. Она охала, и ахала, и билась, и извивалась, как выкинутый на сушу кит, и визжала, но лично я не мог разглядеть, из-за чего вся эта суета. Патси связала мне руки, а моя голова была расположена таким образом, что я никак не мог добраться до ее ушей. Посему я просто лежал на спине и думал о Шотландии.

Через пятнадцать или двадцать минут скачек на моем органе, во время которых Патси стенала, завывала и колошматила меня острыми шишками сосков, выпирающими из грудей, она издала что-то вроде глухого стона и отвалилась. Я тоже отшатнулся, ожидая удара и недоумевая, что я сделал не так.

Но нет: это просто был английский способ достижения клиторального оргазма (?) — гинекологи да простят меня, если я употребил какой-то неправильный термин для обозначения этого дела. Я впервые наблюдал реакцию женщины на эти атавистические утехи и не могу сказать, что пришел в восторг. Стоны и вопли, которые издавала Патси, были звуками боли, и дело касалось не только ее одной.