Спящий бык - [2]

Ведущая исчезла с экрана, и на нем возник президент. У него были заметные круги под глазами, но внешний вид и костюм были как всегда безупречны, а вид серьезный, конструктивный, и очень компетентный.

— Дорогие сограж… — Успел сказать президент, прежде чем я нажал кнопку отключения звука. Мне нужна была минутка тишины, здесь было над чем подумать.

Что-то такое конечно давно намечалось. Мне политика вообще по барабану. А президент у нас, в общем, ничего, на вид толковый. Вот только коррупция отчего-то всё никак не побеждалась… И цены… Цены натурально росли слишком бодро, и динамика у них была какая-то странная. По мистическим причинам цены затормозили рост как раз за несколько месяцев до выборов компетентно выглядящего президента. А когда президента выбрали… Цены скакнули так, что оставалось только жалостливо охнуть. Даже нам с Настькой, при наших, пусть и не огромных, но, скажем так, нормальных доходах, пришлось подзатянуть пояса. А как должны были выкручиваться те кто жил на прожиточный минимум, который озвучивали в телевизоре, — я понять не мог. То есть у меня знакомых с такими зарплатами вообще не было. Но раз в телевизоре про них говорили, как о реально существующей величине, значит люди с такими доходами где-то ведь были, и их было много… А мы с Настей только за квартиру в нашем, далеко не элитном доме платили больше чем этот их минимум. Что же те, которые на прожиточном? Им ведь кроме как платить за квартиру нужно было еще и что-то есть? Вот они на улицу и выбежали… В новостях-то кстати правильно говорили, — цены растут, потому как мировой кризис. Но вспоминая, как наш бессменный, — не считая периода когда его подменял малохольный временщик – президент тянул страну в какую-то непонятную мне Всемирную Торговую Организацию, у меня, глупого обывателя создавалось впечатление, что они там наверху сделали все, чтобы мы ощущали мировые кризисы, прямо как родные. А могли бы между прочим, наверно и сидеть от них в стороне… Впрочем, я не политик, и не экономист. Но одно я знал точно – цены растут, а президент и государственные телеканалы неизменно рапортуют о наших эпохальных достижениях, и больших успехах. Моя мама, которая хорошо помнила поздние советские времена, говорила, что тогда было тоже самое. Прилавки потихоньку пустели, а по телевизору – сплошные успехи партии и правительства. Вот, блин, и дорапортовались…

Президент на экране беззвучно разевал рот, как аквариумная рыба, но даже движения его "плавников" выражали компетентность. Я отжал выключение звука.

— …деюсь на вашу поддержку, понимание, и сознательность. — Завершил свою речь президент. Президента опять сменила ведущая, и перешла к другим новостям. В Египте перевернулся автобус с нашими туристами, люди побились но смертей не было. А в Австрии отец-педофил с раннего детства запер дочку в подвале, и там так долго её окучивал, что перестал быть педофилом. Прошло лет двадцать, пока соседи обратили на соседа внимание. Вот как в культурных странах прайваси уважают…

Я снова отключил звук. Если я еще мог понять, зачем рассказывать про автобус в Египте, — как никак там наши перевернулись, и родственникам было важно узнать, что все живы. То зачем нам знать про австрийского урода, уразуметь не получалось. Такие жаренные новостишки, как мне кажется, только стресса и тревоги добавляют. А какой-нибудь психически неуравновешенный урод, еще и позаимствует из таких новостей свежую идею, до которой сам бы может и не додумался…

— Ну что, видел? — Спросила Настька.

— Да, закипел у народа разум возмущенный… — пробормотал я.

— Поэтому я и говорю. Позвони своему Вадиму и возьми отгул.

— Настька, у нас проект ведь горит. Мы уже и так по срокам от графика отстаем.

— Подумаешь, — скривила гримаску Настька, — вы компьютерщики-разработчики всегда по срокам отстаете.

От ведь ехидна.

— Ну, так уж и всегда… — буркнул я. — Поеду, Настя. Народ-то, все равно на главных улицах и площадях толпиться. А я окольными путями.

— Ну смотри. Держи уши на макуше.

— Будь спок, боярыня.

По телевизору тем временем беззвучно гневался, супил брови, и болел за народ какой-то кудрявый оппозиционер. Я вспомнил, что недавно видел этого оппозиционера в интернет-ролике, где он не стесняясь бежал на прием к новоназначенному американскому послу, и сказал об этом Настьке.

Настька пожала плечами, и продекларировала:

Послушать – век наш век свободы,

А в сущность глубже загляни:

Свободных мыслей коноводы

Восточным деспотам сродни.

— Здорово сказано! — сказал я. — Небось, Марциал?

Я знал, что Настька сейчас пишет для защиты, работу "эпиграммы римских поэтов как отражение изменений общественного чего-то-там – забыл чего – в Древнем Риме". Поскольку вчера перегнувшись через её плечо, и тыкаясь носом в щеку, я увидел в тексте имя поэта Марциала, то я его запомнил. Я вообще памятливый. Поэтому сейчас мне не составило труда, догадаться, кого она цитирует. Иногда, знаете ли, анализ заменяет знание. Пусть жена знает, что и я не чужд классической поэзии…

— Какой еще Марциал, дерево? — Вздохнула Настька.

— А чё, Катулл чё-ли? — Наугад ткнул я. Катулл был последний из древнеримских поэтов кого я знал, и я выстрелил его как последний патрон.