Спящие - [41]

– А разве город оцеплен? – Сара испытывает новый приступ паники. Сбылось одно из самых страшных пророчеств отца.

В следующую секунду между ними вклинивается мама Акила.

– Девочки, вы здесь одни? – спрашивает она с сильным очаровательным акцентом, на лице мелькает легкая озабоченность.

Чувствуется, что матери Акила не привыкать к катастрофам. Акил рассказывал про их бегство из Египта. Его отца арестовали за какую-то статью; дождавшись освобождения главы семейства, они бросили все и эмигрировали во Флориду, а после переехали сюда, поскольку отец получил работу в колледже Санта-Лоры. От облика женщины веет спокойствием, оно проявляется во всем: в одежде, в аккуратной прическе, в золотых сережках в форме раковин. Однако осиротевшим девочкам любая мама в диковинку.

– Папа знает, где мы, – отвечает Сара, но фраза невольно выдает стремление принять желаемое за действительное.

Повисает скептическая пауза.

Только сейчас Сара замечает, сколько кошачьей шерсти скопилось на толстовке Либби. Сестренка с аппетитом жует еще неоплаченного червячка.

– Берегите себя, девочки, – произносит наконец мама Акила, экзотический акцент придает словам особый смысл.

– Вам лучше вернуться домой, – подхватывает ее супруг.

– Непременно, – кивает Сара.

Акил явно хочет что-то сказать, но не решается. Улыбнувшись, он спешит прочь вместе со своей собачкой и невероятно красивой мамой, следом плетется отец.

В соседнем отделе, опустившись на одно колено, какой-то мужчина шарит на нижней полке.

– Девочки! – окликает он, когда они проносятся мимо. – Не поможете достать коробку?

Мужчина поворачивается, и сразу выясняется: во-первых, это их сосед, профессор, а во-вторых, в слинге у него на груди – ребенок, маленький ротик крепко сжимает пустышку. Если профессор и узнаёт соседок, то не подает вида. Он сильно изменился. Подбородок зарос щетиной, движения робкие, неуклюжие – до коробки он не дотягивается из-за младенца.

– Я достану, – вызывается Сара.

Спрятав пальцы в рукава толстовки, чтобы не допустить контакта с кожей, она протягивает ему последнюю пачку детской смеси.

Пугает, с какой горячностью профессор благодарит их за сущий пустяк.

Внезапно малышка разражается плачем. Изо рта у нее выпала соска, которая до сих пор сдерживала звук на манер пробки в ванной.

– Проклятье! – Профессор массирует крохотный голый затылок и наклоняется медленно, точно беременный. Ему явно мешает слинг. Либби поднимает соску и норовит подать крохе, но сосед хватает ее за рукав.

– Нет! Не прикасайся к ней!

Малышка потрясена не меньше Либби. Плач на мгновение затихает, а потом возобновляется с новой силой.

– Простите, – бормочет профессор, потирая глаза. – Мне так жаль…

Ощущение, что он сейчас заплачет. Не сговариваясь, девочки пятятся. Обе хотят только одного – убраться подальше отсюда, и поскорее.

На кассе Сара испытывает непонятную слабость в суставах. Особенно в ногах, а еще в спине, как будто каждый мускул требует отдыха.

– Ты в порядке? – спрашивает Либби.

Наверное, переутомление, думает Сара. Длинная очередь продвигается медленно, пакет с кошачьим кормом оттягивает руки.

– В полном, – заверяет она сестру.

Дальнейшее начинается со странного звука: хруста яичной скорлупы по линолеуму.

– О господи! – раздается в молочном отделе. – Господи!

Единственный крик образует секундный вакуум. Все как по команде оборачиваются и видят женщину, распростертую на полу в луже яичных желтков.

Сара хватает сестру за руку и вслед за остальными мчится к выходу. Людской поток устремляется к дверям. Возникает давка – автоматические створки норовят захлопнуться, но толпа рвется наружу под аккомпанемент оглушительного звона. Внезапно Сара замечает соседа – на раскрасневшемся лице застыло отчаяние. Прижатый к стеклянным витринам, он заслоняет малютку двумя руками.

– Осторожнее! Не напирайте! – надрывается он. – У меня ребенок!

Девочки выскакивают на улицу и бегут без остановки два квартала.

На свежем воздухе слабость отступает. Солнце и прохладный ветерок приятно ласкают кожу. Вкусовые рецепторы смакуют жевательного червячка. Со мной все хорошо, успокаивает себя Сара. Все хорошо.

Однако в паре кварталов от дома желудок пронзает острая боль и стремительно поднимается вверх, к позвоночнику. Появляется непреодолимое желание лечь. Как по заказу впереди маячит островок жухлой травы.

– Погоди минутку, – просит Сара, опускаясь на землю.

– Ингалятор с тобой? – хлопочет Либби.

– Это не астма. – Сара подтягивает колени к груди, закрывает глаза.

– Только не это! – вскрикивает Либби. – Господи, только не это!

Но Саре не до страха, внезапно все вокруг сводится к одному – невыносимой боли, проникающей в каждую клеточку. Как будто издалека доносится грохот: Либби роняет пакет с кошачьим кормом на асфальт.

– Только не засыпай! Пожалуйста, не спи.

Чудовищный приступ длится минуту, потом на Сару вновь обрушивается реальность: запах травы, грязь, прилипшая к подошвам, дрожащий голосок Либби.

Всю дорогу до дома боль накатывает волнами. Приходится делать привал в лесу.

– Тебе нельзя спать, – твердит Либби уже за порогом. – Ни в коем случае.

Однако Сару тянет прилечь. Стиснув зубы, она взбирается по ступенькам.