Спящая красавица - [6]

Никто ничего не слышал. Ничего не случилось! Нет. Все шито-крыто! Никакого движения! Только ее огромные сухие глаза! Да. В них сухой гнев! Ненависть! Мышечное отвращение! Как к червю!.. Да. Как к чему-то, что извивается... К чему-то, на что даже смотреть невозможно! Да. И ее дыхание. Тяжелое дыхание этого отвращения... А на дне всего этого — страх. Да. Звенящий ужас! Она увидела что-то перед собой! Во мне...

Что случилось? Что? Почему она бросилась? Она будто просила меня. Да. Просила очень долго, терпеливо... Что она хотела? Куда она смотрела во мне? Что это? Что? Она искала. Да. Она перевернула меня с ног на голову и обратно! Она вскрыла мне череп, вывернула мозги! Как шапку из каракуля! Она искала искала искала... Что? Что ей было нужно? Я был спокоен. Да. Я играл с ней. Следил, чтоб она не упала в колодец. А она? Что ей было нужно? Почему она взорвалась?! Она нашла что-то? Что это?! Что она увидела?! Если б она могла мне сказать... Даже не сказать, нет, просто сделать жест! Показать! Вынуть это! Поднести к моим глазам! Что она нашла?.. Она не знала. Нет. И она мучила меня, да! как дети мучают сумасшедших. Пытаются проникнуть в обезумевший мозг. Увидеть там что-то. Найти. Это любопытство... Оно говорит кровью! Разрушить! Да! Взломать и засунуть свой нос! И растоптать! Вот это... Да. Именно это. Я знаю. Я это видел. Эту жажду... Когда дети просят: ну давай! Давай! Покажи нам это! Покажи нам твою силу! Вынь твое сердце! Покажи нам то, от чего мы не спим! То, что нас пугает в тебе! Что нас так щекотит! Покажи это! Достань!

Они ведь чувствуют это. Кружат кружат вокруг... Бросают камни издалека. Да. Пока наконец не бросаются сами! Хватают это! Да. Сами вырывают это! С мясом... Дети чувствуют присутствие этого в сумасшедших... Это мелькает в улыбках безумцев. В их мечтательных глазах... Дети видят это. Они просят это! Требуют! И вырывают с мясом!..

Она вдруг устала. Сразу. Ведь такие удовольствия утомительны, нет? Не правда ли? Еще дрожа, она сделала шаг назад. Да. Она не повернулась ко мне спиной. И так, спиной вперед, она начала отходить от меня... Не глядя на меня. Нет. Не глядя мне в лицо. Только под ноги. Только туда. В землю. Опустив голову... Она будто готовилась к взлету! После мщения! После битвы! Да. Только перейдя дорожку, она повернулась спиной... И тяжело побежала по саду... По траве. Да. Будто тяжелая сытая птица... Молодая сытая птица... Я смотрел, еще немного — и она поднимется в воздух! Взлетит! Не высоко, нет... По кустам... По верхушкам деревьев... А она все бежала и бежала... Куда? Я не знаю. Нет. Куда-то... К себе. Да. Обратно в свой мир.

Сколько мне было тогда? Не знаю. Нет. Я редко видел себя. Не помню. Тогда я еще не начал себя помнить. Было какое-то тело. Да. Кости... Мышцы ног.

Она меня не обидела, нет. Я удивился этой открытости. Этому призыву. И еще... Я удивился, как она убежала. Как она исчезла... И я это запомнил так.

***

Потом были другие каникулы. Другие зимы и все остальное.

«Говорит Москва! Начало шестого сигнала соответствует шестнадцати часам московского времени... » Нам с Ольгой наплевать. Мы копаемся в сумке матери. В ее маленькой кожаной сумочке. Обычно я стою на шухере. В этот раз — нет.

В углах розовая пыль. «Пудра, — говорит сестра, — на... » Я нюхаю. Очень приятно. Очень-очень...

Зима. Сильное солнце в окно. От света слипаются глаза. Хочется спать.

Запах котлет, скворчащее масло на сковородке... Я держу веки руками! Они неподъемны! Спина Ольги. Мои глаза закатываются...

Она нетерпеливо роется в сумочке. Это тайник матери. Это ее сокровища. Шаги... Ближе... Еще... Мимо. Мать прошла в сени. Если она нас застанет — убьет. Опять все перебутырили! Господи! Чертовы дети... Она так скажет. Я знаю.

«Отрубить вам уши на холодец!» — добавит дядя. Да-да! Он любит этот холодец.

Ресницы уже склеились. Все. Последнее, что вижу, — губная помада. Как она вывинчивается. Исчезает и снова. Туда-сюда... И все.

Привалившись к нашему желтому ковру, я погружаюсь в сон. Эта сумка стала огромной! Я залезаю в нее, а Ольга держит меня за ноги! Она спрашивает: «Ну чё там?!.. А?!» И отпускает мои ноги. Я лечу вниз! Все быстрей и быстрее! И уже неизвестно куда! То ли вниз, то ли вверх! Мои кишки! Они меня обгоняют! Черт! Мама! Ма-а-ама! Да у нее нет дна! Эта чертова сумка!..

Наш желтый ковер. Иван-Царевич верхом на Сером Волке. У Царевича скособочено лицо. Вместо носа — плешина. Ковер стар. Нос Царевича — на уровне головы сидящего. Поэтому...

Этот мужик, полусожранный молью, меня не интересует. Он едет и едет. Он ни о чем не подозревает! Мне его не жалко. Ни капельки. Ни ложечки. Ни полпальца. А вот Волк мне нравится. Да. Что-то в его глазах... Будто он все знает заранее. Я его боюсь. Особенно зимой, когда луна и белый снег... Да. Я его боюсь и... спать без него не могу. Он на меня смотрит, когда я засыпаю. Я избегаю прикасаться к тому месту на ковре, где он. Я в ужасе! Глаза не закрываются! Мне кажется, да... Он шевелится! Стоит только закрыть глаза! И в то же время... Он меня спасет. Я это чувствую. Не словами. Но меня не проведешь! Ведь это он меня бережет. Он хранит меня. Он. Я знаю. В самом глубоком сне — я не перестаю это знать. Поэтому.