Спящая красавица - [16]
Я помню их смешные какашки. Как кофейное драже. Как мы их называли? Сери-бери-ешь. Да. Так.
В лодке у дяди Толи их было полно. Потом, уже на берегу, я помогал ему, мы выметали засохшие какашки, а козы разбредались по берегу. Они тыкались куда попало, мать ругалась: «Отстань! Ну куда ты?! Отвали... Ну и лошадь!» Дядя Толя снова сгонял их и вел по прохладной пыли вверх, в темную остывающую деревню. Пыль... Осевшая мягкая пыль. Прохладная, просеянная, как мука.
Мы шли с матерью одни. Молча. Я нес удочки и кукан. Красноперки, мелкие окуни...
Она несла весла и консервную банку с червями. Перед домом, у забора она опорожняла ее, черви падали в траву, она еще трясла для верности, а я держал калитку, чтоб она вошла с первого раза. Я закрывал за ней калитку и секунду вдыхал запах матери... Она проходила, и все кончалось. От нее пахло в такие вечера хорошо. Очень хорошо. Рекой, кувшинками... Она была спокойна. Полна ночью, рекой и усталостью.
Отпуск? Смешно сказать. Она была готова жить на реке. С удочкой. Огород? А на что братец-дядюшка?! Дармоед!!! Пусть копает, окучивает! А поливать? Да! И пусть польет помидоры! Главное! Ты ему помоги! И по грядам не топчитесь! Это — последние наставления. Ее завещание. Оно должно быть именно таким! Поливайте помидоры! И по грядкам не топчитесь! Слышите?!..
Никто кроме меня не слышал. Я ее провожал до речки. До лодки. Она брала весло, и меня уже не существовало. Никого не существовало. Она уже ничего не могла бы изменить в этом своем завещании! Даже если б хотела. Я толкал лодку, делал шаг, еще и опускал руки. Мать секунду ждала, лодка сама по себе описывала полукруг... И все. Мать начинала грести. Не оглядываясь. Совсем одна. За ней ничего не было. Ничего. Она смотрела только вперед. Да. Мне казалось всегда: окликни я ее, она меня не узнает... Она все оставляла. Все. Она умирала. Каждое воскресенье. Ранним утром. Совсем ранним.
И я помню то утро, да, она резала лук. Я был рядом.
«Слушай, — вдруг сказала она. — Я не сумасшедшая? Нет?.. Или да?.. »
«Почему?» — спросил я.
«Сейчас... Подожди... Вот я режу лук и считаю. Режу и считаю: раз-два-три-четыре... Если не считаю — то не могу... Нет. Не могу ничего делать. Не только лук. Нет... И все так... »
Я не удивился. Я подумал: вот оно... Вот...
«Нет. Ты не сумасшедшая. Нет. Я тоже считаю. Все считаю. Все. Когда мету. Тоже: раз-два... раз-два... Тоже. Так же... »
«Ты станешь, как я. Пройдет время, и ты станешь, как я. Мы похожи... Ты на меня похож. Ты взял что- то... Тяжесть. Это она... Что-то тяжелое... Раньше я тоже была, как ты. Ты взял у меня это. Да. Так... Я заразила тебя... Не считай. Не надо... Делай и все. Не оглядывайся... Не смотри назад и не считай... Нет... »
Она остановилась. Перестала резать лук... Я видел ее глаза. Да. Только глаза... Они смотрели в меня. Прямо в меня! Не двигаясь... Мечтательные неподвижные глаза.
Рассвет заставал нас уже далеко друг от друга. Я закрывал окна и ложился в самый темный угол дома. На холодную печку. Какое-то время еще доносилось дыхание Ольги, а потом наступала тишина. Я засыпал. Ни разу за все эти годы я не думал о матери на реке. О том, где она сейчас. Она действительно будто умирала. Да. В ней это было... В глазах, и еще... Когда она замирала... Смотрела в одну точку... Туда... Она уже давно смотрела в ту сторону.
Все эти годы она училась этому. Умирать... Да. Она знала смерть... Она знала, что' это... Хорошо, подробно... Как свои волосы... Могла отличить свою смерть на ощупь... С закрытыми глазами... Издалека. Она сразу узнает ее. Я уверен. Да. Когда она только появится на горе. Стоит ей только сделать один шаг... Мать узнает ее... Даже в темноте, да, как нашу лодку... Как наш дом. Как наш двор. Как свои юбки... Как цветочки на них. На черных юбках... Такие маленькие серые цветочки... Совсем незаметные... Она знает смерть близко-близко, как подругу. Все секреты... Будто умирала каждый день.
Когда в гроб положите, приказывала она, ты заплетешь мне косы. Ты! Никто другой! И чулки не забудь... Чтоб все было как положено! Так и только так!
И даже когда я не заплетал ей косы перед выходом, все равно было такое чувство, что вот сейчас она уйдет на речку и никогда не вернется. Мы ее никогда не увидим. И мы останемся одни. Совсем одни... Странно, я думал всегда — мы. Да, странно. Кто это — мы...
О-о-о... Заплетание кос! Да. Я заплету ее косы в последний день. Когда она умрет. Я умею это наизусть. Пусть не волнуется! Разбуди ночью! На рассвете. Под дождем. В жару. Я изучил это искусство. Тонкие — в три ряда, в четыре, толстые — в два! Как хочешь! Вокруг головы. Гнездом. Пучком. Сверху. По бокам. Даже лежа! Да! В лодке! С сигаретой в зубах! А это труднее всего! Мертвецу и то легче! Попробуйте и убедитесь. Но не в том суть. Не важно... Так было каждые выходные. Уик-энды. Ха-ха. Все самое интересное происходило в будни. По крайней мере для меня. У взрослых наоборот. Они умирают на пять дней. А по воскресеньи с удивлением видят себя и друг друга. Трусы. Ноги. Седину. Уши. Морщины. Шишки на ногах. Вены.
Все это грустно, даже если никто не умирает. А все, кто умирает в уик-энды, умирают от удивления. Да. Моя прабабка. Моя двоюродная прабабка. Она восклицала: «Это я?! Я?! Да не может быть!»
«Свинобург» — новая книга Дмитрия Бортникова, финалиста премий «Национальный бестселлер» и Букер за 2002 год. В своей прозе автор задает такую высокую ноту искренности и боли, что это кажется почти невозможным. «Свинобург» — это история мытарств провинциального русского мальчика, прошедшего путь от Саратова до Иностранного легиона и французской тюрьмы.
Дедовщина начинается с детства, во всяком случае - для юноши с поэтическими наклонностями...Роман, рекомендованный в печать Юрием Мамлеевым, - страшная парижская правда недавнего выходца из России.Для любителей Жана Жене, Луи Фердинанда Селина и, не в последнюю очередь, Николая Кононова.В книге сохраняются особенности авторской орфографии и пунктуации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
2004 год. Двадцатидвухлетний провинциал Макс намерен покорить Москву, как некогда бальзаковский Растиньяк — Париж. Чувствуя, что в одиночку ему не справиться, он вызванивает в столицу своего лучшего друга Влада. Но этот поступок оказывается роковым. Влад и Макс — абсолютные противоположности, юг и север, пламя и лед. Их соприкосновение в тревожной, неустойчивой среде огромного города приводит к трагедии. «На ковре лежал Витек. Он лежал на боку, странно заломив руки и поджав ноги; глаза его остекленели, из проломленного носа еще вытекала кровь»… А может быть, Влад и не существовал никогда? Может быть, он лишь порождение надломленного Максова рассудка, тлетворный и неотступный двойник?… Наотмашь актуальный и поразительно глубокий психологический роман молодого писателя Дениса Коваленко (Липецк); Достоевский forever.