Спрут - [21]

Он ерзал на стуле, то клал ногу на ногу, то откидывался — сидел как на иголках, не поднимая глаз. Его несколько удивило, когда Каттани сказал, что вызвал его, чтобы предложить одну работу. «Или лучше сказать, — тотчас уточнил комиссар, — попросить вас об одном одолжении». «Начинает издалека», — подумал журналист.

— Видите ли, — сразу перешел к делу Каттани, — мне хотелось бы обратиться к гражданам этого города по вашему телевидению. И я подумал, что наиболее подходящая и действенная форма — интервью.

Еще с подозрением, недоверчиво журналист поднял глаза и впервые с начала разговора прямо взглянул в лицо Каттани.

— Значит, просьба состоит в том, чтобы я взял у вас интервью?

— Вот именно. Только одно условие: мы должны будем заранее согласовать вопросы.

Поскольку вид у Сантамарии был несколько растерянный, комиссар спросил, что у него вызывает сомнения и согласен ли он вообще на такое сотрудничество. Журналист, словно очнувшись от ночного кошмара, заверил его, что все в полном порядке, и, не скрывая своего глубокого облегчения, добавил, что сочтет за честь пригласить Каттани в свою телестудию.

Потом, по-прежнему с опаской, спросил, не собирался ли комиссар еще о чем-нибудь с ним поговорить.

— Нет, это все, — ответил, прощаясь. Каттани.

Правильный шаг

Идею эту подал брат Сантамарии — дон Манфреди. «Люди смотрят на вас, — сказал как-то священник, — они помалкивают, но внимательно следят за каждым вашим шагом». И уже тогда он твердо про себя решил, что обратится к этим людям, которые смотрят на него. Он хотел заключить с ними своего рода соглашение. И выполнить свой долг: информировать граждан о том, как продвигается расследование и какие цели он перед собой ставит. Как знать, надеялся он, а вдруг со временем кто-нибудь проникнется к нему таким доверием, что сообщит какие-то важные сведения, Пропасть, существующая между полицией и широкой общественностью, всегда заботила его.

Каттани прочистил горло, поправил галстук и подал знак Сантамарии, что готов. В квартирах многих семей, смотревших программу Сици-ТВ, на экране появилась слащаво улыбающаяся физиономия ведущего, который объявил: «Сенсационное событие, дорогие друзья, — интервью с комиссаром полиции Каттани, который расскажет нам о недавних преступлениях мафии».

Телекамера показала сосредоточенное лицо комиссара, в то время как Сантамарии за кадром задавал ему первый вопрос.

— Разумеется, — отвечал Каттани, — я не могу обнародовать все до конца. Многое еще должно оставаться в секрете. Но кое в чем. мы в нашем расследовании, несомненно, продвинулись. И я со спокойной совестью без ложной скромности могу вам сказать, что удовлетворен первыми результатами.

Он напомнил («для тех, кто этого не знает»), что его перевели на Сицилию только недавно. И сразу же ему пришлось столкнуться с несколькими случаями убийства.

— Благодаря некоторому везению, — добавил он, — мне удалось распутать до конца обстоятельства убийства Маринео, а сейчас, надеюсь, я уже близок к разгадке убийства Де Марии.

Журналист задал следующий вопрос. Каттани продолжал:

— Что в настоящий момент я собираюсь предпринять? Я постараюсь поглубже проникнуть в тот прогнивший, продажный мирок, существование которого вскрылось в результате расследования этих двух убийств. Скажем так: подобно Тезею из известного мифа, я держу в руках нить и обещаю вам следовать за нею до конца. Имя этой нити — деньги, и, насколько мне удалось установить, она связывает некоторых влиятельных представителей местного общества с теми, кто действует в Риме, Милане и даже еще дальше — за океаном.

* * *

Через два дня после этого короткого выступления по телевидению Каттани был вызван к областному прокурору Скардоне. Он терпеть не мог этого чиновника, для которого на первом месте — избежать каких-либо хлопот и неприятностей; у него вошло в привычку откладывать все вопросы в долгий ящик, лишь бы не принимать на себя ответственность.

Прокурор встретил Каттани ироническим смешком:

— Наш комиссар стал телевизионной звездой! — И протянул ему пухлую, мягкую руку. — Вы знаете, ваше шоу вызвало отклики даже в Риме, — произнес он таким тоном, каким делают выговор нашалившему ребенку. — Из министерства у меня затребовали кассету с записью.

Каттани позволил себе саркастически пошутить:

— Дело идет к тому, что скоро объектом следствия стану я сам.

— О нет, нет, совсем напротив, — попытался исправить впечатление от своих слов прокурор. И, не спеша покачиваясь в кресле, с удовлетворением проговорил: — Они одобрили, они одобрили вашу инициативу.

— Что ж, приятно слышать, — коротко ответил Каттани. — А вы, господин прокурор, как на это смотрите?

— Признаюсь, сперва был решительно Против. Увидев вас на экране телевизора, я, честно сказать, не поверил своим глазам. «Ну что еще там придумал этот комиссар?» — спросил я себя.. Однако теперь, взвесив все обстоятельства, мне не хочется вас упрекать. Так говорить, как вы говорили, с таким тактом, пытаясь пробудить в людях совесть... Да, да, это был правильный шаг!

* * *

Выйдя из кабинета прокурора, Каттани взглянул на часы и решил, что успеет навестить Титти. Он хотел поддержать ее дух, чтобы не, чувствовала она себя одинокой, что роковым образом могло помешать ее исцелению.