Спрут-5. Корень проблемы - [40]

— Да вот об этом!

Треви провел целый день за принтером. Эти дискеты с данными о «Сицилтекноплюсе», казалось, не поддаются расшифровке. Цифры, буквы, сокращения, даты — все было перемешано в беспорядке, в котором совершенно невозможно разобраться. Треви пытался подобрать множество различных кодов-«ключей», способных открыть доступ в систему, раз за разом менял порядок операций. Но все тщетно.

После ужина все пошли отдыхать. И в комнате, перед экраном компьютера, остался он один.

В номер на цыпочках вошла Лорелла. Она подошла к нему и положила на стол магнитофон и наушники Куадри.

— Я хочу их ему возвратить.

Треви бросил на нее рассеянный взгляд.

— Он дрыхнет в своем номере. Не знаю уж, как ему это удалось, но он уснул.

Лорелла пошла к двери. Потом остановилась и вернулась к столу. Легонько погладила магнитофон.

— Я тут кое-что записала. Некоторые свои мысли о тебе и Куадри. А также и о Сильвии с Давиде. Знаешь, я не очень-то красноречива, стесняюсь говорить.

Треви обернулся и посмотрел на нее.

— Да почему?

— Сама не знаю. Я только хотела сказать вам, что очень вас всех полюбила.

Треви протянул ей банку кока-колы. Лорелла поблагодарила его и крепко поцеловала прямо в губы.

— Я тоже пойду спать. — И исчезла.

Узкую улочку освещали редкие фонари. Сильвия смотрела на отражавшуюся в луже на мостовой зеленую светящуюся вывеску гостиницы.

— Ты совершенно не дорожишь своей жизнью. Живешь так, словно готов с ней в любую минуту расстаться.

Давиде сидел на постели. В руках у него была кассета с кинопленкой, найденной в Гармише.

— Да, может, и так. Когда убили Джорджи и всех остальных, я воспринял то, что остался жив, как величайшую несправедливость. Я не понимал, почему судьба распорядилась оставить в живых именно меня. И наверно, сделал все для того, чтобы поскорее свести счеты с жизнью. Но вот какая странность: люди, опустившиеся на самое дно, самые отчаявшиеся и самые отчаянные, словно чувствуют, что ты еще несчастнее их. И не трогают тебя. Поэтому ночью, где-нибудь в районе Сорок второй улицы или Речного порта, я мог себе преспокойно разгуливать, никого не боясь.

Сильвия присела рядом и провела рукой по его лицу. Очень нежно и ласково.

— Но все-таки нос-то тебе сломали…

Давиде улыбнулся:

— Нет, это еще в детстве, когда играл в футбол… Знаешь, по носу можно узнать о человеке уйму интересного.

Сильвия улыбнулась.

— А о чем свидетельствует мой?

Давиде повернулся к ней, легонько коснулся ее носа.

— О том, что ты выросла в богатом доме… о книжных шкафах, полных книг, об отце — адвокате или инженере, о красивых диванах, обитых тканью в больших цветах, и о няне, которую звали Анна. Или, может быть, Лина…

— Антония.

Сильвия дотронулась до его лба, потом ее пальцы спустились ко рту.

— А тут, наоборот, написано: был из молодых, да ранний.

Давиде заглянул ей в глаза. Но в это время раздался стук в дверь. Давиде пошел открыть.

Это оказался Треви. Вид у него был взволнованный, глаза сверкали.

— Мне удалось подобрать код!

Давиде и Сильвия поспешили за ним в соседнюю комнату, где уже сидел Куадри, еще не совсем проснувшийся. Треви сел за компьютер и указал на бегущие по экрану данные.

— В 1970 году «Сицилтекноплюс», который был только что создан, перевел в Ваксман-банк — в четыре приема, с небольшими перерывами — сумму в сто двадцать миллиардов лир. Но потом эти деньги куда-то исчезли и ни разу больше не фигурировали, вот что самое невероятное!

Сильвия попыталась расшифровать сменявшие друг друга на экране аббревиатуры.

— Что значит исчезли? Наверно, потом попали в какой-нибудь другой банк.

— Не знаю. У меня тут два кода — вот этот 900х и этот 300в. Первый обозначает наличные деньги. Теперь посмотрим, что за другой код.

Треви начал колдовать над вторым кодом. Компьютер через несколько секунд дал ответ.

— Вот смотрите. Все эти деньги, оказывается, вернулись. Однако сумма возросла в пять раз. Сто двадцать миллиардов превратились в шестьсот. Четыреста восемьдесят из них остались в Люксембурге, в Ваксман-банке. А сто двадцать возвратились в Италию. И все это в течение всего лишь одного года!

Давиде обернулся к Сильвии.

— Есть только один вид коммерческой деятельности, который способен так быстро увеличить капиталовложения в пять раз. Это наркотики!

Сильвия все поняла.

— Обогатились при помощи денег, ассигнованных государством. Они это сделали, воспользовавшись народными деньгами, деньгами, принадлежащими мне и тебе. А теперь, через два десятка лет, хотят проделать то же самое с фондом, выделенным на осуществление закона Респиги.

— А при чем тут кинопленка из Гармиша?

— Наверно, на ней документально запечатлено соглашение, которое Линори заключил с торговцами наркотиков в Бангкоке. Теперь нам известно вполне достаточно, пора возвращаться в Италию. Куадри, иди разбуди Лореллу.

Куадри развел руками:

— Какое там. Часа два назад я видел, как она села в такси и укатила…

Треви машинально взглянул на лежащий на столе маленький магнитофон.

— Какой же я дурак, что сразу не догадался!

Взял магнитофон, включил его. И все в молчании прослушали запись, оставленную Лореллой:

«Вы все много для меня сделали, но теперь я больше не хочу, чтобы вы продолжали беспокоиться обо мне и моем будущем. Уж сама не знаю почему, но у меня всегда было чувство, что я рождена быть бедной. И вот теперь я снова бедна. Я где-нибудь, как можно дальше отсюда, найду себе работу. И буду о вас вспоминать. Очень часто. Обнимаю вас, целую. Ах да, Треви, который очень симпатичный, целую особенно крепко…»