Спросите Фанни - [46]

Мюррею в равной степени не хотелось жить зимой у Рут и стоять в Сантьяго в толпе в ожидании, когда мимо промчится Джордж. Ему хотелось сделать что-то ради себя, не быть ни отцом, ни юристом, ни представителем штата, ни даже мелким фермером. Идея перезимовать в маленьком мексиканском городке казалась превосходным способом изменить жизнь. Не то чтобы он не любил детей — он любил их до боли. Но на нем постоянно висели обязанности сына, потом мужа, потом отца четверых отпрысков, и вечно не хватало времени побыть просто человеком.

— С чего вы все взяли, что я собираюсь куда-то ехать на зиму? — спросил Мюррей. Может, он высказывал свои мечты о Мексике вслух? Он не хотел пока посвящать детей в свои планы. Они будут его отговаривать. Главным аргументом станет: «Ты не знаешь испанского». Это правда. Но он пройдет курс «Розетта стоун»,[31] а остальное доберет в живом общении. «А если ты заболеешь?» А теперь еще и: «Что, если у тебя случится настоящий инсульт?»

— Мы просто обсуждали это по пути сюда, — объяснила Рут.

— Я их не поддерживаю, — заверила отца Лиззи. — Я знаю, что ты хорошо переносишь холода и не против остаться здесь.

Мюррея поразило, как плохо дети представляют, чего он желает на самом деле.

* * *

Около девяти часов пришли санитары и отвезли его койку на лифте на второй этаж в двухместную палату. Вторая кровать была пуста.

— Это единственная палата без других пациентов, — сообщила сестра. — Считайте, что вам повезло.

Мюррей выбрал кровать у окна с видом на гору Лафайетт. Привезли завтрак: манная каша, консервированные персики и тепловатый чай. Негусто, но Мюррей не расстроился. Поев, он сообщил детям, что устал и не хочет, чтобы они провели весь день у его кровати.

— Отправляйтесь на прогулку, — посоветовал он. — А после обеда приходите.

После бурных возражений дети согласились уйти, и Мюррей остался один. Если не считать писка кардиомонитора, в палате было тихо. Мюррей закрыл глаза. Он мог сколько угодно мечтать о поездке в Мексику, но дело в том, что он никогда не перестанет беспокоиться о детях. Не перестанет бояться самого худшего, ибо то, что случилось однажды, всегда может повториться, и потому каждый раз, когда один из них садится за руль у него на глазах, Мюррей автоматически возвращается в тот снежный вечер тридцать два года назад, когда в ярко освещенном приемном отделении его встретил врач со скорбным лицом.

Но Мюррей волновался и без конкретного повода. Возможно, его дни сочтены, и в каком состоянии он оставляет детей? Удовлетворены ли они своей жизнью? Счастливы ли они? Все ли он сделал для них? И не слишком ли много? Он часто совал Лиззи сто долларов, поскольку у нее была очень маленькая зарплата, и теперь гадал, не попала ли дочь в зависимость от его щедрости. Конечно, после его ухода в распоряжении детей окажется его собственность и каждый унаследует солидную сумму, но Мюррей не мог избавиться от назойливой мысли: прежде чем покинуть сей мир, ему следует убедиться, что Лиззи крепко стоит на ногах…

Его разбудил яркий свет. К телу тянулись провода от кардиомонитора, и, к своему облегчению, Мюррей увидел, что соседняя кровать по-прежнему пуста. Он взглянул в окно на горную гряду. Учась в колледже, он работал летом в хижине «Гринлиф» на горе Лафайетт. В его обязанности входило ежедневное приготовление завтраков и ужинов на тридцать человек, и раз в неделю надо было ездить в город за пополнением припасов и привозить по тридцать килограммов продуктов — груз тяжелый, но вполне подъемный, когда тебе двадцать лет.

Однажды он взял с собой в хижину Лиллиан. Она никогда не увлекалась походами, но смело встретила крутой каменистый маршрут. Это было лето перед тем, как она забеременела. Мюррею пришлось ее подбадривать. Когда добрались до хижины, она закурила на террасе. Чертова привычка! Он все время боялся, что у нее будет рак легких. Лиллиан часто говорила, что собирается бросить, но всегда находила отговорки. Новый ребенок. Карапуз, за которым надо бегать. Подростки. Сам Мюррей никогда не курил и не мог понять, почему так трудно отказаться от сигарет. На следующий день после аварии он выбросил из дома все пепельницы до единой.

Что ж, по крайней мере, рака легких Лиллиан избежала.

Тут вошла сестра и сообщила, что разносят обед. Она проверила жизненные показатели Мюррея и сказала, что у него будет сосед.

— Простите, что приходится подселять к вам второго пациента, — извинилась она.

Мюррей, вообще-то, не возражал. Он подумал, что неплохо поболтать с человеком, который не является членом семьи. Дети! Может, ему так только кажется, но, похоже, они могут говорить, напрямую или косвенно, исключительно на одну тему: «Что мы будем делать с отцом».

Он как раз доедал желе, когда услышал в коридоре голоса. Кто-то горячо утверждал, что уровень сахара у него не так уж и высок. Скоро дверь в палату отворилась, и пациент, которого ввезли на каталке, взглянул на Мюррея и с тоской закрыл глаза.

— Они что, издеваются? — произнес Гэвин.

Глава 12 Двое в цилиндрах на одном мотоцикле

Рут приходилось уговаривать себя, что врачи этой маленькой больницы в северном Нью-Гэмпшире компетентны, умны и находятся в курсе последних исследований транзиторной ишемической атаки и что нет необходимости настаивать на перевозке отца в инсультный центр Конкорда или в медицинский центр Дартмут-Хичкок для получения квалифицированной помощи. Учиться отступать Рут было трудно, но она понимала, что выбрала правильный подход: увлечение скептицизмом и паранойей принесет окружающим только еще больше тревог, а результат будет, скорее всего, тот же: Мюррей останется лежать в двухместной палате провинциальной больницы на севере страны, глядя в окно на хребет Франкония.