Спросите Фанни - [39]

— Как мне жаль слышать, что тебе нужна гистерэктомия, дорогая, — продолжал игру Гэвин. — Хотя ты говоришь об этом с тех пор, как родилась Джессика, и у меня есть подозрение, что деньги тебе понадобились именно сейчас, поскольку ты ремонтируешь кухню в квартире, за которую я все еще плачу половину.

— Ну разве не радость, что вы не являетесь женой этого человека? — обратилась Джоанна к Лиззи.

— Мне надо проверять контрольные, — пробормотала Лиззи. Она работала в летней школе. — Так что прошу меня извинить.

— О, идите, детка. Думаю, мы с Гэвином переживем полчаса наедине. — Джоанна театрально вздохнула. — Только обещайте не верить ему, когда он станет рассказывать обо мне всякие гадости, потому что этот человек — патологический врун.

Ну и едкий разговор! Теперь, сидя в машине возле дома Гэвина, Лиззи пыталась нейтрализовать ядовитые воспоминания — а гнев все еще кипел на медленном огне. Она постаралась вспомнить о лучших качествах Гэвина; определенно они должны присутствовать — не могла же она пасть настолько низко. Она мысленно расставляла галочки по списку: он не спешил в постели, уделял ей внимание; делал маленькие сюрпризы: книжка, бутылка шампанского, картина. А однажды принес травку, они дико развеселились и смотрели «Южный парк» и мультфильмы про Дональда Дака. Вопреки тому, что говорила Джоанна, Гэвин был щедрым.

В последнее время они даже стали разговаривать о личном. Однажды после секса Гэвин развалился на смятой постели, разбросав ноги, дряблым животом кверху, а она лежала на боку, перебирая жесткие волоски у него на груди. На жарком дворе сверчки призывали самок; в небе тяжело нависли тучи, предвещая грозу. Вдруг Гэвин стал рассказывать, что в детстве заикался. Учительница заставляла его писать правой рукой (Гэвин был левша), а одноклассники смеялись над ним.

— Я огрызался, — пояснил он. — Вопил: «Ид-д-д-дите к ч-ч-ч-черту!» Это было самое страшное ругательство, которое я знал в восемь лет. — Он усмехнулся воспоминаниям.

— Как ты научился говорить? — Лиззи трудно было представить, что крупный, уверенный в себе мужчина, на каждом выступлении окруженный толпой обожательниц, был когда-то мальчиком-заикой.

— Стал снова писать левой рукой, — ответил он. — Вот и всё. Твоя очередь. — Он похлопал Лиззи по бедру. — Прогулка в прошлое.

Это было непривычно для них; они редко интересовались прошлым друг друга. Но она осторожно начала делиться воспоминаниями и вдруг обнаружила, что не может остановиться. Мама, которая быстро и решительно стучит на пишущей машинке. Веревка, натянутая поперек лестницы и преграждающая путь в гостевую комнату третьего этажа, когда мама работает. Отец, репетирующий на заднем дворе заключительную речь. «Блэрмобиль». Церковные ужины. Дэниел.

Авария.

— Тяжело тащить такой груз, — только и заметил Гэвин, когда она закончила рассказ о том, что сделала в тот вечер.

И все же сама природа их отношений в конце концов привела любовников к конфликту. У Гэвина был мотоцикл, и однажды в знойный тягучий день, вместо того чтобы валяться в постели, они доехали до малоизвестной лесной дороги и пошли по старой заросшей тропе к водопаду Гравити, где ледяная вода переливается через плоские гранитные плиты, отшлифованные временем и стихией. Люди составили осколки породы в замысловатые пирамиды, отчего водопад стал казаться мистическим местом, где можно уснуть и проснуться от раскатистого грохота только через двадцать лет.

В тот день там никого не было, и Лиззи с Гэвином устроили небольшой пикник, наслаждаясь вином и копченой рыбой. Кричали голубые сойки, и сквозь густую летнюю листву проникали лучи солнца. Гэвин лег на спину на теплом камне, закрыл глаза и пробежался вверх пальцами по голой ноге своей спутницы. Лиззи почувствовала возбуждение и вдруг села, сняла футболку, расстегнула бюстгальтер и легла, ощущая горячий камень и прохладное влажное дуновение с реки. Она закрыла глаза. Пальцы Гэвина достигли края шорт, и она развела ноги, потом шорты полетели прочь, а он уже двигался внутри нее, и когда она вскрикнула, птицы вспорхнули и улетели в знойное марево.

Дома он осторожно промыл ссадины у нее на спине. Обычно они так не рисковали, но Лиззи посчитала в голове числа и заключила, что день, скорее всего, безопасный. Настолько безопасный, что она даже не упомянула об этом Гэвину, он тоже ничего не сказал, и они просто отдались капризу, напоминающему о прежней страсти, пусть и не имеющей никакого отношения к любви. У Лиззи проскользнула мысль, разумно ли решаться на незащищенный секс, зная, что последствия нежелательны, но она сказала себе, что два трезвых взрослых человека отвечают только перед собой.

Теперь Лиззи вспоминала тот день и проклинала водопад Гравити, когда дом Гэвина вдруг засиял неживым голубым светом. Лизи вздрогнула. Прожекторы. Он установил их после того, как в прошлом году к нему кто-то вломился. Неужели Джессика что-то услышала?

Словно в ответ на ее вопрос, на крыльце появилась призрачная фигура Джессики.

Сердце у Лиззи выпрыгивало из груди. Приезжать сюда было большой ошибкой. Большой ошибкой было думать, что она сможет разговаривать с Гэвином. Но если сейчас завести мотор, Джессика услышит, и тогда к списку обвинений, которые выдвинет против нее Гэвин, добавится еще и слежка. Лиззи пожалела, что сидит не в своем прежнем «Фольксвагене-жуке» — тогда она могла бы поставить нейтральную передачу, откатить машину подальше и только тогда завести мотор; но у старого «сааба», на котором она теперь ездила, автоматическая коробка передач, и там ничто не работает, пока не запущен двигатель. В ужасе Лиззи наблюдала, как Джессика спускается с крыльца и направляется к ней, а луч прожектора двигается вправо, влево, а затем прямо, ползет по капоту и наконец светит через ветровое стекло прямо Лиззи в глаза.