Справедливый приговор. Дела убийц, злодеев и праведников самого знаменитого адвоката России - [57]

Говорилось о несостоятельности князя Оболенского, а не говорилось о причине ее, столь извинительной, благодаря побуждениям, которые заставили князя броситься в подряды во время восточной войны и потерять, благодаря несвойственности его положению и характеру коммерческих дел, все свое состояние и на всю жизнь затянуться в сети долговых пут.

Это ли прием для правильного освещения спорного вопроса?…

Не будет ли правильнее счесть эти посторонние спорному делу факты за тот напускной туман, который мешает духовному оку судьи усвоить предметы в их истинном облике и который, извращая прямой путь лучей света, идущих от предмета к зрительной способности исследователя, рисует их в неестественной и уродливой наличности.

А между тем редкое дело так просто, как настоящее, и так несложны те обстоятельства, над которыми надо подумать, чтобы оценить их и определить нравственную и законную пригодность их.

Следует объяснить вам, что со времени нового суда наступил новый порядок взыскания долгов, отличный от прежнего, полицейского. Многочисленный штат полиции заменен единоличным мероприятием судебного пристава, у которого нет под властью низших служителей и нет казенных помещений для хранения арестованного имущества должника. Пришлось закону допустить особливую форму охраны имущества, в интересе кредиторов, — через хранителя — частное лицо.

Легкость правонарушения, при злонамеренности хранителя, стоящего в соблазнительной близости и в головокружительном властвовании над чужим имуществом, обусловливает возможность правонарушений. Охраняя интересы кредиторов, как законных требователей, закон поспешил, кроме имущественного взыскания, пригрозить правонарушителю уголовной карой.

В действующем до издания нового устава судопроизводства законе уголовном не было статьи; предусматривавшей данный случай в его особом виде, но в деянии, составляющем акт злой воли, направленной на попрание чужого права, преступны не особливые, а напротив, те общие, отталкивающие от него добрую волю, черты, которые присущи преступлениям, наносящим однородный вред потерпевшим. И закон сослался в случаях, требующих преследования за растрату хранимого, на статью Уложения, запрещающую растрату вообще.

Отсюда следует, что случай, имевший место в данном разе, должен рассматриваться при помощи понятия о растрате чужого имущества вопреки воле хозяина. Деяния вменяются в вину с большей или меньшей степенью строгости или снисхождения в зависимости от наличности обстоятельств, при которых растрата и присвоение или свидетельствует о преступности намерений, или об извинительности побуждений.

Данный случай весь сводится вот к чему: князь принял, — по просьбе ли взыскателей, по своей ли просьбе к ним, — это все равно, — на хранение от судебного пристава скаковую конюшню Щодро, описанную за долги и оцененную для продажи, по неопытности взыскателей, всего в 1600 руб., при ценности имущества, по сознанию обвинителя и гражданского истца, в несколько десятков тысяч. Лошади, числом 16, были помещены в конюшне Бардина, причем хранителю не было дано денег для уплаты за помещение и прокорм. Срок содержания лошадей (время, оплаченное хозяину помещения) истекал в первых числах июля, а продажа была назначена на 11 июля.

В день продажи лошади были уведены из помещения, и пристав не мог произвести торга. Но перед глазами пристава была бумага хранителя, что лошади живы, целы и здоровы, но уведены частью в Царское Село на скачки, частью в деревню, за неимением средств на уплату за помещение.

Известие не вызвало ни со стороны взыскателей, ни со стороны пристава, опасения, что лошади растрачены, и на самом деле, по фактам, на которые ссылаются сами обвинитель и гражданский истец, лошади до сентября продаваемы не были. Следовательно, в июле был увод лошадей из помещения, но не растрата их, ибо в сентябре они были целы, и до сентября целость их не вызывала сомнения.

В сентябре Щодро начинает продавать лошадей, а князь ему не препятствует, и в сентябре, — точнее, в самом конце сентября, — взыскатель Казимиров делает заявление приставу, обусловившее запрос пристава князю и сообщение прокурору о том, что совершилась растрата.

Время от июля по сентябрь отмечается лихорадочной заботой князя, направленной к тому, чтобы продажи с аукциона не было, и к ходатайству перед кредиторами о том, чтобы было дозволено арест снять и лошадей продать по вольной цене. С июля по сентябрь получается, — при частичной уплате долга, или переписке векселей, — или письменное удостоверение, или словесное, которое князю казалось достаточным для прекращения взыскания. Затем лошади продаются Мордвиным-Щодро.

Установлен и тот факт, что заявлений приставу, вызвавших с его стороны снятие ареста, в деле нет, и формальная обязанность князя, как хранителя, формально прекращена не была.

Изложенное, — это так ясно для самого непосредственного созерцания, — указывало на рамки спора.

Надо было выяснить: были ли даны кредиторами те посредственные и непосредственные согласия на отложение торгов и на вольную продажу лошадей, о которых говорит князь? И если согласия были, то в исчерпывающем ли волю всех кредиторов количестве?