Способы создания миров - [39]

Короче говоря, если мы отвлечемся от всех признаков, ответственных за разногласия между истинами, у нас не останется ничего, кроме версий без вещей или фактов, или миров. Как могли бы сказать Гераклит или Гегель, существование миров, по всей видимости, зависит от конфликта. С другой стороны, если мы считаем любые две истины расходящимися в оценке фактов, и таким образом признаем их истинными в разных мирах, то не ясны основания для преуменьшения значения других конфликтов между истинами, как всего лишь различий в манере изложения. Если мы скажем, например, что противоречивые утверждения применимы к одному и тому же миру только поскольку, поскольку они заключают об одних и тех же вещах, то тем самым мы резонно сделаем (9) и (10) утверждениями об одном и том же мире, но в большинстве случаев это мало поможет. Говорят ли, например, (14) и (15) об одних и тех же точках? Действительно ли экран, через который движется точка, тот же самый, что и тот, через который никакая точка не движется? Является ли увиденный стол тем же, что и скопление молекул? Подобные вопросы подробно обсуждались в философской литературе, и я подозреваю, что ответ на них — твердое да и твердое нет. Реалист будет сопротивляться заключению о том, что мир не существует; идеалист будет сопротивляться заключению о том, что все противоречивые версии описывают различные миры. Что касается меня, я нахожу эти представления одинаково восхитительными и одинаково прискорбными — поскольку, в конце концов, различие между ними вполне конвенционально!

Практически, конечно, мы проводим границу везде, где хотим, и меняем ее так часто, как того требуют наши цели. На уровне теории мы порхаем из крайности в крайность так же беспечно, как физик между теориями частиц и полей. Когда многословное представление угрожает растворить все в ничто, мы настаиваем, что все истинные версии описывают миры. Когда чувство права на жизнь угрожает перенаселенностью миров, мы называем все это разговорами. Другими словами, у философа, как у волокиты, всегда либо никого, либо слишком много.

Кстати, признание множественных миров или истинных версий предлагает безвредные интерпретации необходимости и возможности. Утверждение необходимо истинно во вселенной миров или истинных версий, если истинно во всех них, необходимо ложно, если истинно ни в одном из них, и контингентно или возможно, если истинно в некоторых. Повторение было бы рассмотрено в терминах вселенных вселенных: утверждение с необходимостью необходимо истинно в такой супервселенной, если оно с необходимостью необходимо истинно во всех составляющих ее вселенных, и т. д. Аналоги теорем модального исчисления здесь легко выводимы. Но едва ли такая теория удовлетворит энергичного защитника возможных миров больше, чем ключевая вода удовлетворит алкоголика.

3. Испытания и истина

Наши предшествующие заключения, наблюдения или подозрения влияют на подход к истине по крайней мере тремя способами: стандартная, хотя и неинформативная формула истины требует модификации в другую, не более информативную; другие соображения, кроме истины, принимают дополнительную важность в выборе среди утверждений или версий, а трудная проблема отношения между истиной и ее проверкой может быть немного смягчена.

Прежде всего (это наименее важно), известное выражение "'Снег бел' истинно тогда и только тогда, когда снег бел" должно быть пересмотрено в пользу чего-либо вроде "'Снег бел' истинно в данном мире тогда и только тогда, когда в этом мире снег бел", что, в свою очередь, если различия между истинными версиями не могут твердо отличаемы от различий между мирами, означает лишь "'Снег бел' истинно согласно истинной версии тогда и только тогда, когда снег бел согласно этой версии".

Во-вторых, конфликт истин эффективно напоминает нам, что истина не может быть единственным соображением в выборе среди утверждений или версий. Как мы видели ранее, даже там, где нет никакого конфликта, истины далеко не достаточно. Некоторые истины тривиальны, иррелевантны, неразборчивы или избыточны; слишком широки, слишком узки, слишком скучны, слишком причудливы, слишком сложны или же взяты из другой версии, чем рассматриваемая, как если бы охранник, получивший приказ стрелять в любого из пленников, кто пошевелится, немедленно перестрелял бы их всех, пояснив, что они быстро перемещались вокруг оси Земли и вокруг Солнца.

Далее, для нас не более типично выбирать некоторые утверждения как истинные и затем, применяя другие критерии, выбирать среди них, чем выбирать некоторые утверждения как релевантные, пригодные к использованию и затем рассматривать, какие из них являются истинными. Скорее мы начинаем с исключения утверждений, первоначально расцененных или как ложные, хотя, возможно, в других отношениях правильные, или как неправильные, хотя, возможно, истинные, и продолжаем с этого момента. Такая теория не отрицает, что истина — необходимое условие, но лишает ее определенного превосходства.

Но, конечно, при выборе утверждения истина является не более необходимым, чем достаточным соображением. В нашем выборе мы часто предпочитаем утверждение, которое является более близким к правильности в других отношениях, тому утверждению, которое является более близким к истине; но, более того, там, где истина слишком привередлива, слишком неуравновешенна или неудобно сочетается с другими принципами, мы можем выбирать ближайшую податливую и разъясняющую ложь. Большинство научных законов имеют такой вид: не прилежные отчеты о детальных данных, но радикальные прокрустовы упрощения.