Спорыш - [4]
— Жопа с ручкой, — бранился Батариков. — Куда дергаешь-то?
— Ямка попалась. Оступился.
— Оступился он, хрен с горы. Как я, скажи, в мокрых трусах лягу?
— А мы куда? Спать?
— Сдурел? Вон звезды какие.
— Тогда… поправимо.
— Васек, — полез целоваться Батариков. И вовсе ведро опрокинул.
— И хер с ним, — сказал, покачавшись. — Видать, не судьба.
— Верно, Леш. Звезды против.
— Вон их сколько у нас, попробуй сочти. И все над Россией. А ты говоришь, жилка какая-то, рынок. Эх, Васек, дурында ты зарубежная. Сравни. Разве сопоставимо?
— Мудрый ты.
— Ну, не умней тебя.
— Обижаешь.
Не единожды, пока до дома Батарикова шли, с пути сбивались, в чей-то огород угодили, посадок намяли-наломали изрядно, однако в конце концов как-то по звездам вырулили.
Деревня сладко спала, ни в одном окне свету не было.
— Тсс, — Батариков показал. — Жену не обеспокой.
— Боже упаси.
— А то она, ежели встанет, спасайся. Она у меня не заря Востока.
— Догадываюсь.
На веранде устроились. Батариков самодельный камин со спиралью включил, раздел Мироныча и сам догола разделся. Одежду сушиться пристроил. Смородиновым сиропом спирт заправил, вертких огурчиков из банки наловил.
Сели друг перед дружкой, чокнулись.
Ну, что еще надо? Голые. Небо звездное. И закон в груди.
— Вот ты мне, Мироныч, скажи, грамотей гребаный. Клинтон прав или нет?…
2
Тут я прерву потешную историю ненадолго. Кое-что добавлю и разобъясню, чтобы люди добрые поняли и даже не сомневались, какой все же хлюст и пройдоха наш односельчанин Батариков.
Супруга соседа моего через дом, Михалыча, который по старой привычке писатель, привезла, стало быть, на побывку в Любки забавного толстячка дипломата. Пару-тройку дней отдохнуть и силенок поднакопить. Летом, когда вёдро стойкое и ягода поспевает, она постоянно кого-нибудь из друзей или родственников таким образом благодетельствовала и вот теперь вывезла на личном автомобиле в здешнюю нашу красу округлого болезного мужичка предпенсионного возраста, Василия Мироныча. Слышал я краем уха, озорник этот с дипломатической службы из какого-то дальнего зарубежного государства в отпуск на Родину вырвался на месяцок и домашним в Москве за первую семидневку настолько осточертел, что они спали и видели, куда бы его хоть на сколько-то времени сбагрить.
Тут супруга писателя и подвернулась.
Возраст у этих соседей моих порядочный, собрались тут в кучу бабка и два деда, такая компания. А не грустные, седина в бороду — бес в ребро. Дачники, по основному месту проживания москвичи.
Ну, поздоровались при встрече, обнялись. То, се. Как здесь хорошо. Благодать, и супруга писателя, Елена, и говорит:
— Все бы ничего, да с машиной непорядок. Где-то, корова старая, ключ от болта выронила. Что теперь делать?
Писатель расстроился. Отдых запланированный насмарку.
Эти секретные болты, кто не знает, от воров на колеса ставят, чтобы часом машину не разули. А выкрутить их в простоте никак не выкрутишь, разве только с помощью того самого ключа, который она обронила, иначе никак. Ну а когда этого ключа в наличии нету, само собой, колесо не снимешь, хоть ты убейся.
Отдохнули, называется. В обратный путь отправляться нельзя, чиниться надо. Ведь если в дороге что с колесом случится, ну, там гвоздь невзначай поймаешь или камера как раз изотрется, все, ку-ку, никакой доброхот, расстарайся, ничем не поможет. А аварийку попробуй дозовись, когда кругом чисто поле и ветер в висок.
Писатель с расстройства все другие дела бросил и, так как еще в прошлой профессии заимел настырный характер, стал все-таки в отчаянии пробовать отвинтить эти злополучные болты. То так подлезет, то этак, то разводным ключом прихватит, то тисками испробует.
Без толку. Промучился порядочно и того упрямством достиг, что теперь самолично убедился: ничем его не возьмешь.
— Помощь звать надо, — супруга, стоя у него над душой, сказала.
Да писатель и сам знал, что надо.
Пошел напротив к соседу, Батарикову. Он его иногда выручал.
Так, мол, и так. Болты загребучие. Не поможете чем, Алексей Никанорыч?
Этот Батариков на нашем краю приметный мужик. Сам слободской, как и я, здесь у него сорок соток земли, хозяйство подсобное и склад для всякого барахла, до которого он шибко охоч. По возрасту тоже не юноша, двух сыновей вырастил и женил, внуков дожидается. Щупленький, а сильный, жилистый, иной раз такое бревно на себе в гору прет, я те дам. По поступкам внезапный, доставала и комбинатор, а о чувствах своих или переживаниях сообщает порой так чудно, что понять его привычка нужна или сноровка особая.
— Друг мой ситный, Алексей Никанорыч, уж, пожалуйста, выручайте.
Батариков затылок свой жиденький почесал, приспустил веко на левом глазу, прикидывая обстановку, и говорит:
— Сколько сейчас?
— Вы, простите, о чем?
— Я про время, какое на дворе. Только без обману, я точность соблюдаю.
Писатель — на часы:
— Одиннадцать тридцать две.
— Значит, так, условились твердо. В полдень. Нет. Десять первого пулей выхожу. В город мне оказия. Цепляйтеся. Сделаем. У меня и на Правде огольцы, и в Слободе. Поможем вашему горю.
— Денег много брать?
— Ну, возьмите сколько не жалко, отблагодарить все же придется.
В прозе Геннадия Абрамова самое главное — это нравственные ориентиры, в соответствии с которыми каждая отдельно взятая жизнь наполняется и смыслом, и гармонией. Способность беззаветно любить, гнев и милость, теплота и душевность, греховность, и низость, мужество и преданность — вот круг тем, волнующих автора.В новую книгу Геннадия Абрамова вошли произведения различных жанров: реальная проза, иносказание, притча, элегия, детектив, но все они о судьбах четвероногих, их жизни и приключениях, порой необыкновенных.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.