Спорыш - [10]

Шрифт
Интервал

— Понятия не имею. А вы? Где были вы в столь ответственное время?

— Ну, я. Известно, в отключке. Неужели, если б к тому времени хоть маленько соображал, в непотребном виде его по деревне пустил?

— Нет, так плохо я о вас не думаю.

— Эх, ославят теперь.

— Неизвестно.

— Деревня приглядчивая, милая, от них не схоронишься. Что вы! У них мышь не прошмыгнет, а тут, можно сказать, прямо под окнами на прогулке неизвестный доселе дьявол жопастый. Слон голый.

— И все-таки заранее я бы не переживала, — Елена с немалым трудом от громкого смеха удерживалась. — Идите, Алексей Никанорыч. Идите к другу, он ждет.

— Чуткая вы. Прямо расстаться с вами невмоготу.

— Вижу.

— Мужу вашему, бородатому, вот уж кому подвезло.

— Не ценит.

— Полно. Ни за что не поверю.

Елена, чувствуя, что сам он еще долго с места не сдвинется, взяла Батарикова ласково под локотки и в дом насильно направила.

А сама наконец с облегчением на клумбах цветами занялась, загадав, что вечером, когда спать лягут, непременно писателю всю эту историю передаст, про пожар и сгоревшие исподние вещи и про то, как их пьяный дед непотребно зарю встречал, — а уж писатель потом нашего Батарикова пропесочит. Уж он его выведет с сатирой и юмором, чтоб деревня прочла. Урок ему будет заслуженный. Ведь он мне, срамник этакий, плиту газовую задолжал, почти новую. Брал на время, сгноил и до сей поры ни деньгами не возвращает, ни такую же на замену не отдает. Все сулит на обмен какую-нибудь пакость подсунуть.

Меж тем храп в доме пресекся. Затем в тишине что-то грохнуло. Шмяк. Как тело с высоты упало. И сейчас же голос Батарикова стены пронзил. Вой нечеловеческий: «Аа-аа!» — длинный, гулкий, душу выворачивающий.

Елена бросилась на выручку в дом. Однако писатель, который все это время подросток-терн вырубал, желая для внука полянку сделать, ее задержал:

— Оставь, Лен. Не ходи.

— Да они дом развалят!

— Заново соберем. Не ходи.

— А стон? Крик?

— Ничего. Это наш Василий неповоротливый виноват. Наверняка руку сломанную Алексею Никанорычу придавил.

— И тебе не жалко?

— Не то слово. Но все равно не ходи.

— Нервы у тебя.

— Ага. Из нержавейки с аргончиком.

Покамест они разговаривали, Батариков выть перестал. Елена стояла в ожидании, слушала, не будет ли чего хуже. Из дома теперь доносилась возня. Недовольный голос Мироныча долетал. Что-то опять упало, но теперь по звуку похоже — на оброненный стул. Шаги, топот. Дверь об стенку шмякнулась.

И вот на крыльце объявились. Оба сразу, в обнимку. Тучный дипломат, заметно опухший, в женском халате, сквозь который попередку гладкое круглое пузо просвечивало, а под мышкой у него побитая голова Батарикова торчала — он помятого спросонок Мироныча как бы по-дружески нес. Лица шкодливые, дерзкие. У дипломата волосы, как у черта, всклокочены.

— Остаюсь, — объявил он.

— Ага, — улыбался Батариков. — Во как.

— Где? — недоумевала Елена. — Что значит — остаюсь? О чем ты, дед?

А Батариков вместо него:

— Все одно скоро при коммунистах жить.

— В узком кругу, на политбюро, мы решили, — дипломат сказал, — довольно, хватит. Пора подумать о том, как прожить по-человечески остаток дней. Идеолог Алеша меня убедил.

— Да что стряслось-то? — допытывалась Елена.

— А то, — посмеивался Батариков. — Догадайся, премудрая? Полюбилась нам деревенская жизнь!

— И что? — все еще не понимала Елена. — Нам она тоже по вкусу.

— Прощай, заграница, навеки! — Батариков ликовал. — Да здравствует дружба, не приведи Господь! Съезжает он. Россия все ж таки оказалась дороже!

Елена построжела лицом.

— Не дури, Василий.

— Я к другу.

— Ага, — поддакнул Батариков. — Ко мне на постой. Жить.

— Спятили.

— А пусть, Лен, — писатель издали крикнул. — Пусть попробует, он давно мечтал в глубинке пожить. Не мешай. Узнает, наконец, почем на родине фунт лиха.

— Ничего себе! Вы в своем уме, мужики? — не соглашалась Елена. — Как это пусть? Я же за него, бессовестного, поручилась. Слово дала. Обещала жене его, дочери вернуть в целости и сохранности.

— Не пропадет, — настаивал писатель. — У Алексея Никанорыча как в банке. Верно я говорю?

— Нет, не верно, — сурово ответил Батариков. — У меня понадежнее будет.

— Слышала, Лен?

— Вот я корова.

И ослушники, чуть не упав, ступили на землю с крыльца. Писателю, одобрявшему их поступок, на прощанье дружески помахали. Поклон отвесили природе окружающей. Загрустившей Елене. Посмеялись над неровной борцовской стойкой своей и отправились в обнимку через дорогу. К Батарикову в дом, как на политбюро решили.

Дипломат шагал вперевалку, нетвердо, живот свой приметный гордо нес навстречу жизни неизведанной и здоровью. К слову сказать, среди русских исконно, я другого не встречал обитателя, который бы так не стеснялся быть патриотом открыто, как этот залетный толстяк. Придавив щуплого друга, он с хрипотцой, заметно подсевшим после шумного сна голосом, на всю деревню без стеснения провозглашал:

— Россия моя ненаглядная. Жена и сестра. Здравствуй, Родина милая, наконец. Хватит мыкаться на старости лет черт знает где на чужбине. Воздухом твоим задышу. Клянусь, с этого часа с тобой неразлучен буду вовек. Эх, едрена мать! Покой-то какой! Воля какая! Свобода, брат мой, Алеша! Красота-аа!


Еще от автора Геннадий Михайлович Абрамов
Дай лапу

В прозе Геннадия Абрамова самое главное — это нравственные ориентиры, в соответствии с которыми каждая отдельно взятая жизнь наполняется и смыслом, и гармонией. Способность беззаветно любить, гнев и милость, теплота и душевность, греховность, и низость, мужество и преданность — вот круг тем, волнующих автора.В новую книгу Геннадия Абрамова вошли произведения различных жанров: реальная проза, иносказание, притча, элегия, детектив, но все они о судьбах четвероногих, их жизни и приключениях, порой необыкновенных.


Ни за грош

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.