Спортсмены - [50]

«Помню, днем он ходил всегда в простеньком физкультурном костюме, ну а вечером накидывал пиджачок — коротенький такой, с одеждой ох плохо было. Я была в активе, комсомолка, ведала ссудной кассой, все его дела происходили у меня на глазах. Делал он все: и стенгазету выпускал, и плакаты, и кружки самодеятельные организовывал, и спектакли, и игры всякие, и футбол, и танцы. С утра до ночи по фабрике снует. А на фабрике все больше мы, девушки, работали — «девочки», как нас называли, и каждая, бывало, после работы домой, в деревню торопится, к хозяйству. Директор выйдет: «Что же, — говорит, — они у тебя все разбежались?» А Жора спокойно: «Ничего, — говорит, — придут». И верно: коров подоят, огороды польют, и вот одна за другой прибегают. Темно уж, а у нас возле фабрики самое веселье. Те, которые при хозяине работали, говорили, что прежде такого не знавали».

Но Серафим в организаторы не годился, хотя работал тут же, каменщиком на строительстве плотины.

Он постоянно пребывал в каких-то размышлениях, и, о чем ему мечталось, можно только предполагать, исходя из некоторых его поступков.

Плотина. Жара. Голые по пояс каменщики, черные и запыленные, укладывают камни. Наступает время перекура, все усаживаются, Серафим продолжает таскать камни. Конечно, насмешки. Он терпит-терпит, а потом уйдет. И все молча.

Многим, конечно, было невдомек, что он придерживается своих спортивных принципов. Но сказать, объяснить себя Серафим никогда не мог решиться.

Конец рабочего дня. Он искупается и идет в фабричную библиотеку. Читает, ни с кем не заговаривая, часто отводя глаза в сторону и задумываясь. А Георгий в это время «работает» с массами.

(Уже после смерти Серафима Георгий говорил жене, что многое из того, что он, Георгий, воспринимал не более чем факт, для его брата становилось объектом долгих размышлений. Когда студентами они держали в руках один и тот же учебник, раскрытый в одном и том же месте, Георгий успевал прочесть страницу, а Серафим — несколько строк.)

Прибегал Георгий или кто-то от Георгия: «Айда в футбол играть!» Серафим шел. Играя, оживлялся, но в игре никогда не спорил, а если спор возникал, то молча ждал, пока игра не продолжится. «Ну а ты что скажешь?» — обращались к нему. «Давайте играть, — отвечал он, — а то скоро темно». Он как бы считал, что нарушение правил есть дело совести нарушителя. Слова тут не нужны.

В жизни и спорте Георгий и Серафим образовали пару, которая у летчиков, например, называется «ведущий» и «ведомый». Сперва ведущим был Георгий. «Работа на фабрике — рабфак — образование и профессия инструктора физкультуры» — эта программа шла от него (а еще раньше, как мы знаем, от Сергея). Серафим послушно ее принял.

Но выбор вида спорта, в котором они позже прославились, сделал Серафим.

Георгий признавался, что вплоть до случая при сдаче норм ГТО (6 нем еще будет рассказано) бегать он любил меньше, чем, например, плавать, и был уверен, что и младший брат так же считает.

Серафиму же бег приглянулся гораздо раньше. Бег соответствовал его характеру. Бег он выбрал за простоту правил. Тут, казалось ему, не о чем спорить: дорога широкая, места хватит всем — обгоняй, если ты сильнее. В беге он увидел выражение простого, прямого, открытого принципа, согласно которому и надо жить.

Вот два эпизода, которые могут дать представление о характере Серафима.

Сестра Вера рассказывала: отправились по грибы, вышли на лесную дорогу. Ночью дождь прошел сильный, грязь, в грязи выше ступицы груженая телега застряла, хозяин за узду лошадь тянет, а сам ее кнутом по животу, а кнутовищем по голове бьет. Лошадь только зубы скалит. «Что же ты делаешь!» — набросился на мужика Серафим, а мужик, чужой, не из их деревни, как заорет: «Тебе-то что?! На, попробуй вытащи! Базар не ждет!»

Серафим выпряг лошадь, взялся за оглобли и ведь вытащил, как мужик ни насмешничал. Потом сестра час в ручье отстирывала брата, без грибов остались.

Когда Георгий уже был в Севастополе, физкультурников «Володарки» позвали в гости ребята из села Константинова под Подольском. Там сыграли в футбол, потом Серафима определили с шестом прыгать. Он смотрел-смотрел, как это получается у других, и досмотрелся, что планку подняли аж (!) на два метра. «Ну ты будешь прыгать? А то обедать не дадим». Вручили ему шест, он разбежался, уперся шестом что было силы, а шест возьми и лопни пополам — сосновый — прыгать больше не с чем.

Поругали, посмеялись, но обедать дали.

Пошли гости 18 километров обратно, на полпути заметили, что Серафим на правую ногу припадает. «Ты чего, Сима?» — «Да вот чего-то». — «Да ведь вон как распухла! Это ты, когда упал, да?» — «А кто ее знает». Последние два километра Серафим ни разу не ступил на правую ногу. До домашнего крыльца допрыгал на одной левой.

Георгия призвали на военную службу в тот самый момент, когда братья уже получили от фабрики рекомендацию на рабфак.

Прежде не брали, а в 1927 году взяли. Помог случай и общительный характер Георгия. В соседнее село Жуковку, в родные места, приехал морской командир. Гулял, видит, в поле здоровенный парень — прямо Микула Селянинович — ворочает камни, очищает участок. Разговорились. «Нам такие моряки нужны!» И скоро от Георгия стали приходить письма с краснофлотскими приветами. Серафим не ответил брату ни разу, но все видели, что он отзывается на них, как листья на ветер.