Спор с безжалостной судьбой - [3]
Шрифт
Интервал
Оторваться не захотел.
Или, может быть, сил не хватило,
Или воля, слабея, сдала —
И кромешная мгла осветила
То, что память безжалостно жгла.
«Есть в море остров педерастов…»
Есть в море остров педерастов —
Такой же остров, как Лесбос,
С такой же мукою контрастов
И с той же музыкой мимоз.
Такой же остров, как другие, —
В тяжёлой влажности ночей
Он светится, как панагия, —
Блаженный, горестный, ничей.
Там нет ни бедных, ни богатых,
Ни радостных, ни грустных нет.
И нет в чём-либо виноватых,
Нет поражений, нет побед.
«Живи и ничего не требуй…»
Живи и ничего не требуй,
Молитвами не оскорбляй
Тебе сияющего неба
И каждый день благословляй.
Всё решено и всё прекрасно:
Будь чист, как голубь, мудр, как змей.
Гляди, как солнце светит ясно
Над скорбной родиной твоей.
«Живу во сне, живу в абстракции…»
Живу во сне, живу в абстракции,
В каком-то бешеном кино,
В сплошном бреду, в цепной реакции,
Но знаю — всё предрешено:
От гениальности до пошлости,
От самой плёвой ерунды
До унизительной похожести
Чужой и собственной беды.
«За половину жизнь перевалила…»
За половину жизнь перевалила
И выдохшейся странницей бредёт.
Но, что прошло, не стало сердцу мило,
И не милее то, что настаёт.
А та мечта, что не сумела сбыться
И навсегда осталась только сном,
Сияет, как огни из окон «Ритца»
В глухую ночь на площади Вандом.
1950-е
«И всё-таки я верю в чудо…»
И всё-таки я верю в чудо.
И всё-таки я чуда жду:
Из ничего, из ниоткуда,
На счастье или на беду —
Уж я не знаю, как случится,
Да и не всё ли мне равно —
Ворвётся глупая жар-птица
В моё мансардное окно.
И с ней — созвездий миллиарды,
Сорвавшись, хлынут напролом,
И рухнет вся моя мансарда
С её мансардным барахлом.
Иль проще: подводя итоги
Калейдоскопу бед и лет,
Слетит ли как-нибудь с дороги
Взбесившийся мотоциклет,
И канут в бездну ледяную
Надежды, радости, печаль…
А окровавленную сталь
Свезут на свалку городскую.
«И ты когда-то в ужасе спросил…»
И ты когда-то в ужасе спросил
О смысле, о бессмыслице, о Боге.
Осенний день блаженно моросил,
Кружились листья на большой дороге…
Как листья, осыпаются года
И кружатся в огне воспоминанья.
И ночь ложится — нежно, как всегда,
Сквозь сумрак негасимого сознанья.
«Как будто на белой упавшей звезде…»
Как будто на белой упавшей звезде,
Зелёная ёлка стоит на кресте.
Весёлые свечи на ёлке горят,
И звёзды цветные развешаны в ряд.
Закрой же глаза и открой их потом —
И станет зелёная ёлка крестом,
Огромным крестом в мировой пустоте,
И розы венком расцветут на кресте.
«Как звёздные тени, ложатся…»
Как звёздные тени, ложатся
Осенние листья в саду.
И мне начинает казаться,
Что сам я по звёздам иду.
И звёзды горят под ногами,
Как будто сквозь холод и зло
Осеннее тихое пламя
На скорбную землю сошло.
«Как много прожито, как мало пережито…»
Как много прожито, как мало пережито…
Жизнь тянется, как в церкви лития.
И кажется, что вот уже раскрыты
Державные врата небытия.
И имена когда-то дорогие
Мы повторяем, словно в полусне —
Как будто снова в юности, в России,
В несущей нас над пропастью ладье.
«Как отвратительно стареть…»
Как отвратительно стареть
Так невпопад, так неумело,
И, сгорбившись, у печки греть
Своё слабеющее тело.
И всё же верить и любить,
Как будто молодость всё длится,
И ничего не позабыть,
И ничему не научиться.
1956
«Как унизительно убоги…»
Как унизительно убоги
Все наши склоки и дела,
И смехотворны эти тоги
Вершителей добра и зла.
Но перед царственным закатом
Смиренно голову склоним:
Нет правых. Все мы виноваты,
Все миром мазаны одним.
«Какая нежность в утреннем тепле…»
Какая нежность в утреннем тепле,
В ещё не поднимавшемся тумане.
Как в голубой, чуть розоватой мгле
Причудливы бесформенные зданья.
А я твержу ненужные слова
О смысле, о бессмыслице, о страхе,
И кружится невольно голова,
Под топором лежащая на плахе.
Апрель 1949
«Каникулы, солнце, Савойя…»
Каникулы, солнце, Савойя…
Шагаю, цветок теребя.
Но что же мне делать с собою,
Куда убежать от себя?
Укрыться от собственной тени,
Что вместе со мною пришла,
Закрыла луга и селенья,
На самое небо легла?!
«Когда-нибудь — о, я уверен в этом!..»
Когда-нибудь — о, я уверен в этом! —
В глухую ночь открою я окно
И вдруг увижу: серебристым светом
До горизонта всё освещено.
Как будто в тишине природы спящей
Нездешний занимается рассвет.
И это будет не от звёзд сходящий,
Но к звёздам поднимающийся свет.
«Когда с годами выучимся мы…»
Когда с годами выучимся мы
Стареть и ничему не удивляться,
И знать, что от сумы и от тюрьмы
Никто из нас не вправе отрекаться.
Что все мы жалкие слепые бедняки,
Развратники, растратчики и воры,
Растратившие жизнь на пустяки,
На ничего не стоящие споры, —
Тогда, быть может, в ледяном поту,
В отчаянье, не знающем названья,
Сквозь эту глухоту и немоту
Сверкнёт и нам последнее сиянье —
Звезда, сорвавшаяся в пустоту.
«Когда цветут парижские каштаны…»
Когда цветут парижские каштаны
Над головой влюблённых и зевак,
Мне кажется — блаженная нирвана
Сошла на мир сквозь повседневный мрак.
И царствует святое безразличье
Над поясом научной мерзлоты.
Какой восторг! Какое сверхвеличье!
О, человек, когда б ты знал, КТО ты!
«Конечно, умирать не хочется…»
Конечно, умирать не хочется,
Конечно, надоело жить…
Но час придёт и не отсрочится —
Свечу придётся потушить.
И вот предстанет жизнь прошедшая: