Спор об унтере Грише - [38]

Глава третья. Адвокат

Адвокат доктор Познанский, удобно усевшись в большом кресле в приемной фон Лихова, ждал возвращения генерала.

При других обстоятельствах дорожащий своим временем берлинский юрист, вероятно, крайне недоброжелательно отнесся бы к ожиданию даже перед дверьми какой-нибудь дирекции большого завода. Он изрек бы несколько теплых слов, и только бы его и видели.

Но так как сейчас он был одет совсем по-иному, отнюдь не в свой обычный костюм адвоката; так как его живот был охвачен поясом с кобурой для револьвера и кинжалом, а серый цвет его костюма эффектно оттенялся голубым суконным с красной оторочкой прямоугольником на вороте; так как, кроме того, его головной убор заканчивался металлическим острием, а ноги в блестящих коричневых кожаных крагах торчали перед стулом, словно удивляясь самим себе, — то такое праздное времяпрепровождение казалось ему естественным. Впервые в своей жизни он располагал неограниченно свободным временем.

Над Мервинском стоял нежный, сияющий майский день. Это было в пятницу, в половине шестого. Уже около получаса военный судья сидел с книгой в покойной позе у окна, то неторопливо прочитывая страницу, то отвлекаясь на несколько минут и снисходительно поглядывая на воробьев, затеявших купанье и драку в дождевой воде. Над хаосом крыш подымались, уходя в живительный воздух, церковные купола цвета старого золота.

Познанский со своими неимоверно толстыми очками и круглыми глазами навыкате напоминал лысого фавна: высокий лоб, выпуклый череп с остатками белокурых волос на висках, короткие ноги, большой живот. Он сидел и читал. Постепенно он перевез сюда часть своей библиотеки, в первую очередь, все издания на тонкой бумаге; вдали от своего бюро и развлечений этот холостяк безгранично наслаждался книгами. У него был разносторонний, изысканный, чуткий ко всему новому вкус.

На этот раз он держал перед самым носом маленький томик в темно-синей коже — английское издание «Путешествий Гулливера», впивая маленькими глотками язвительную иронию великого ирландца. Умный читатель, умеющий читать между строк, — он черпал в книгах столько безотрадных истин о несовершенствах человеческого общества, что грудь его переполняли жалость, гнев или смех.

В данную минуту он как раз читал в главе «Путешествие в Лапуту» о прожектерах и мечтателях. В его голове бродили вперемежку разные мысли. «Большую часть своего времени солдат проводит в бесплодном ожидании», — вспомнил он вдруг. В его памяти всплыли и другие солдатские прибаутки, вызывая полуироническую, полувеселую улыбку. «Не суйся к начальству, пока тебя не позвали». Вот его, Познанского, и позвали. Старик обычно бывает точен. Но если он опоздает, то я не поспею к молитве «Леходауди» в хасидской синагоге.

Он привык встречать субботу в одном из многочисленных молельных домов еврейского городка Мервинска. Да и вообще в пятницу вечером у него начиналась суббота, когда он не курил, не писал и подчинял свои служебные обязанности строгим требованиям еврейского ритуала. Ибо, он уважал правила жизни, продержавшиеся полторы тысячи лет, и был, несмотря на большое свободомыслие, убежденным, правда очень снисходительным в отношении других, правоверным евреем.

В комнату вошел Водриг, денщик фон Лихова, и осведомился, не желает ли господин военный судья курить. Его превосходительство, несомненно, будет очень рад, если господин военный судья соблаговолит в ожидании его выкурить сигару.

Познанский, улыбнувшись, сказал:

— Правильно, господин Водриг, вот видите, как можно позабыть о самом важном. Я сижу тут, уткнувшись в книгу, и чувствую все время, что мне чего-то не хватает, и вдруг вы наводите меня на верную мысль. — Он вынул из кармана мундира кожаный портсигар.

Водриг — ему уже далеко за сорок пять, — человек с седой головой и черными добродушными глазами на круглом лице, возразил:

— Ну, тогда его превосходительство, наверно, будет недоволен, если господин военный судья, находясь у нас, станет курить собственные сигары.

Доктор Познанский хитро подмигнул ему:

— Весьма возможно, господин Водриг, его превосходительство очень гостеприимен. Кстати, мы оба курим одни и те же сигары. Принесите мне одну из этих длинных черных бразильских с красным ободком. У них такое благозвучное название: «Шиповник», если не ошибаюсь. Надо надеяться, что это не намек на то, что сигары изготовляются из листьев шиповника.

Водриг приносит на подносе бутылку коньяку и ящик сигар.

— Конечно, я потчую не всякого посетителя, поджидающего здесь, в приемной. И уж конечно не господина ротмистра Фаласса, которого его превосходительство терпеть не может. Да, так вот и научаешься распознавать людей, — прибавил он задумчиво. — Если бы мне не жилось здесь так хорошо и если бы его превосходительство не уговаривал меня не оставлять его, я уже мог бы быть дома. Я давно достиг предельного возраста, а ведь, господин военный судья, не так-то легко старому человеку, у которого к тому же и дома есть кое-какой достаток, околачиваться здесь и заниматься уборкой… Теперь, когда топка печей прекратится, еще куда ни шло, но, — и он призадумался, — хотел бы я знать, какой вообще смысл переживать все это?