Сполохи - [45]

Кладовщик, жук навозный, на цинковых белилах, гвоздях, дефицитных запчастях что-то там себе наживавший, однажды выдал ему положенные по норме кирзачи. Сапоги были новые, но один носок оказался сильно загнутым кверху, словно бы сшили его нарочно для клоуна. «Бери что дают, — с досадой отбрехивался кладовщик, — бери, других нету». И в трамвае или там в автобусе было совестно, приходилось немного ломать ногу в колене, точно именно поэтому, а не сам по себе гнулся сапог. Теперь, когда прошло столько лет, думаешь, что блажил, наверно, он с этим сапогом, блажил. А впрочем, молодость ведь тоже дается человеку один только раз, а в человеке все должно быть прекрасно…

Алексей посмеивался, слушая эти не столь уж простодушные рассказы Пунька, у которого одна история цепляла другую, и ассоциативная цепочка казалась нескончаемой. Мужик был словоохотлив, Алексей от него не уставал, да становилось неловко, жаль было времени — не своего, Пунькова. У тебя была лишь книжка на вечер, письмо жене и дочкам, изредка кино, а у человека — семья, дом, хозяйство. И приходилось вставать, уходить к себе, прерывая тем самым его на полуслове.

А так, что ж — сидел бы на дровосеке, покуривал сигаретку, пуская дым в толкущих мак комаров, слушал бы…

Ага! Вот послал прораб перетащить компрессор с объекта на объект. И он поехал, да пропал, как в воду канул. Тогда прораб сам побежал искать Пунька, думал, не случилось ли чего в пути, авария, может, какая, мало ли что, а тут компрессор позарез нужен, комиссия явилась на воздушную очистку труб, черт бы ее побрал вместе с растакими помощничками!..

И вот изумленный прораб увидел свой бульдозер елозящим по тротуару улицы Берестяной.

— Какого ты здесь хрена, голубчик, делаешь? — едва сдерживая бешенство, спросил прораб, показав Пуньку скрещенные руки, что означало: остановись, высунься из кабины на пару ласковых…

— А! — просто отвечал Пунёк. — Консультация!.. — И показал на стоящий рядом дом с таким видом, будто мог чем-то поделиться.

— Какая еще такая консультация? — ошалело спросил прораб.

— Женская, — сказал Пунёк.

Прораб посмотрел на ближний дом и сразу все понял: в первом этаже размещалась консультация, окна были закрашены белилами только наполовину, и Пуньку с его высокого сиденья было, возможно, кое-что видать или он не терял надежды увидеть. И позабыл Пунёк о прорабе, о компрессоре и комиссии, опустил ножик и старательно принялся скрести голый асфальт, прогнав пешеходов на мостовую.

— Обормот, — устало сказал прораб и покрутил пальцем у виска. — Унюхал-таки своим безобразным шнобелем… — Но не выдержал и рассмеялся — прораб, в общем-то, был добрый человек.

Прораб был добрый, любил, наверное, Пунька, а еще больше его работу, будем прямо говорить, иначе отчего же он закатывал диспетчеру скандал, если на участок присылали другого бульдозериста? Казалось бы, радуйся, что на, сегодня избавлен ты от баламута, позвони на базу, чтоб я впредь его не присылали, пусть провалится со своими фокусами и мозгами набекрень в тартарары — вот он, новенький, любо-дорого глянуть — послушен и услужлив, глазами ест тебя, кивает-улыбается и даже «шнобель» у него и тот нормальный…

Да только не ходи принимать работу новенького: умудрится, засыпая траншею, зацепить на ровном месте люк водоканалтреста, разворотить кладку и шурануть в колодец земли пару кубиков. Вооружай, прораб, бригаду лопатами, ставь выбрасывать эту землю, набрякшую фекалиями, а сам, зажав нос, дуй в забегаловку, спасайся от бригады и жильцов квартала!..

Эх, было куплено однажды ружье, в день получки, в веселый день. Загремел Пунёк в магазин «Спорттовары», где приобрел ружье и коробку патронов (в те времена подобная музыка продавалась свободно, охотничий билет не требовался). И думать ведь прежде не думал обзаводиться ружьем, и на охоте ни разу ведь не был и быть не желал — и на́ вот тебе, братка, купил…

В магазине, как назло, подвернулся какой-то знаток, увидел, что Семен вертит в руках курковую «тулку», стал переживать за него. У «тулки» ж ни боя, ни виду, — говорил он. — Ворону не достанет… Доплати, — говорил знаток, — шестнадцать рублей пятьдесят копеек да возьми себе «ижевку». «Ижевка» от «тулки» — как небо от земли!..» «Как небо от земли?» — строго переспросил Пунёк и выбросил, можно сказать, псу под хвост все свои наличные деньги, шестьдесят пять рублей за ружье да за патроны там сколько-то.

Потом пошел во двор магазина, прилепил к сараю газету и пальнул по ней на двадцать пять шагов (ну, в это трудно поверить, хотя Пунёк клянется и, кажется, вполне искренне; а если палил, то как сошло безнаказанно?.. Впрочем, за шумом города тот, кому следовало расслышать, может, и не расслышал, да и кому могло прийти в голову, что здесь проводятся ружейные испытания?).

А приехав домой, радостно сказал с порога Зойке: «Хенде хох!» — и завалился спать.

Как бы то ни было, а наутро он обнаружил в хате ружье и не обнаружил получки. Рассерженная Зойка выпроводила его на работу без обычной «ссобойницы» (то есть без завернутого в газету хлеба с салом и парой зубков чеснока), без обычных двадцати четырех копеек на пиво. И поделом, конечно.