Спокойствие - [21]

Шрифт
Интервал

— Не смей вмешиваться в мою жизнь! Я не потерплю, чтобы из-за какого-то сопливого мальчишки меня так унижали! — сказала она и хлопнула дверью.

— Это она из-за Чапмана, — сказала Юдит.

— Ничего страшного. Наденешь на меня пижаму?

— Сколько ты будешь слепым?

— Пока не знаю.

— Почему ты не стал, например, глухим? Так она быстрее заметит.

— Не уверен. Мы ведь тогда не сможем разговаривать.

— В школе ты не сможешь быть слепым.

— Я не пойду. Утром я натру себе нос марганцовкой, как будто из него идет кровь.

— Можно я останусь дома? Мне же нужно заниматься.

— Лучше уходи. Я не люблю Вивальди.

— Жалко. Вивальди прекрасен, — сказала она. — Если ты слепой, ты не можешь читать. На самом деле ты ничего не можешь делать. Если бы ты был глухой, ты бы смог читать и не слышал бы, как я занимаюсь.

— Тогда мне промоют уши. Или проколют, как Лаци Эрвешу перед Рождеством.

— Она так и так отведет тебя к врачу.

— Но мне только посветят и потом закапают глазные капли.

— Откуда ты знаешь?

— Элемер рассказывал, как он ходил к врачу. Они с помощью каких-то капель расширяют зрачки, и целый день ты все видишь расплывчато, как будто у тебя слезы на глазах.

— Врач будет знать, что ты видишь.

— Откуда?

— Ты будешь мигать, когда тебе посветят. Настоящие слепые никогда не мигают.

— Спорим, я не буду мигать. Сыграем в гляделки.

— На что спорим?

— Если я не буду мигать, целую неделю ты будешь младшей.

— На это я не спорю. Мы уже решили.

— Хорошо, тогда ты принесешь мне патрон с кровью из маминой гримерки. Марганцовка щиплет нос.

— Ладно. А если я выиграю?

— На следующей неделе я напишу за тебя домашнее задание по венгерскому языку.

— По грамматике тоже, — сказала она.

— Ладно, — сказал я.

И Юдит на следующий день стащила для меня из театра целую коробку патронов с кровью, потому что я смотрел на нее, как настоящий слепой. Я не мигнул, даже когда она помахала нотами перед моим лицом.

— Ты выиграл, — сказала она и надела на меня пижаму, но мама заметила, что я слепой, только через два дня.

— Нам нужно пойти к врачу. Это ужасно, у тебя слишком часто идет кровь из носа. Ты постоянно пропускаешь уроки, — сказала она.

— Я наверстаю, — сказал я и собирался зачерпнуть себе чайной ложкой яйцо всмятку, но промахнулся.

— Что с тобой? — спросила она.

— Ничего, сейчас получится — сказал я и снова промахнулся, глядя куда-то в пустоту мимо ее синих глаз.

Она раздраженно подняла яйцо, вытерла скорлупу, и затем снова поставила передо мной, но моя рука не нащупала солонку. Я осторожно шарил по столу, чтобы не перевернуть чашку с чаем, наконец, я дотянулся до яйца, мама все больше злилась, она не допускала мысли, что я ослеп.

— На, вытри руку, — сказала Юдит и принесла фартук, я потянулся за ним куда-то не туда и подождал, пока она вложит его мне в руку.

— Что все это значит? — спросила мама.

— Он третий день не видит, — сказала Юдит.

— Что значит, не видит? Почему не видит?

— Потому что он ослеп. Когда здесь появляется Чапман, брат часами смотрит на лампочку накаливания.

— Господи! — вскрикнула мама, бросилась ко мне и обхватила мою голову ладонями, но я продолжал смотреть куда-то в пустоту мимо ее синих глаз.

— Кровь из носу у него идет от марганцовки, — сказала Юдит. — Потому что он боится на ощупь идти в школу.

— Господи боже мой, одевайся сейчас же, — сказала мама.

— Он не может. Третий день я его одеваю, — сказала Юдит.

— Почему вы не сказали? Почему все это время молчали? — спрашивала она, и первый раз в жизни я увидел, как она плачет, но я был слепым. Я позволил ей стащить с меня пижаму, надеть на меня первое, что подвернулось ей под руку, и натянуть ботинки на мои босые ноги.

— Мы не хотели мешать тебе перед репетицией, — холодно сказала Юдит, продолжая есть яичницу. — Кстати, ты не надела на него носки, — сказала она, наслаждаясь маминым отчаянием.

— Так принеси! — заорала мама.

— Все грязные, — соврала Юдит.

— Тогда принеси грязные, — сказала она тихо, потом вызвала такси и на руках донесла меня до машины.

— На Пала Хайма, — сказала она шоферу, и голос у нее был совершенно чужой. А я уже на проспекте Уллои понял, что буду мигать, глядя на лампу у врача. Я даже не смог смотреть в пустоту мимо маминых синих глаз. Когда она снова обхватила мою голову ладонями, мой взгляд утонул в ее ослепительных ирисах, и лицо стало совсем мокрым от слез, лучше бы я продержался хотя бы до больницы, но я прозрел. Я видел, как у нее вытягивается лицо и как оно каменеет, словно у памятника.

— Разворачивайтесь, — приказала она шоферу, тем же голосом она разговаривала с таксистом десять лет спустя, когда отвозила на Керепеши бутафорский гроб. Мы молча доехали до дома, она сухо сказала, не вздумай еще раз меня шантажировать, и ушла, не попрощавшись.


Трое железнодорожников ругали советские власти, которые выводили из страны свои войска. Из-за войсковой передислокации встали венгерские грузоперевозки, по ночам секретные составы со свистом мчатся через всю страну и увозят с собой что только можно. Должен же быть предел этому бардаку. После того как последний вагон покинет Захонь, мы окажемся в глубокой заднице. В ящиках с боеприпасами только для прикрытия лежат в ряд ручные гранаты, под ними паркет, выломанный в казармах. У Токоша они вынули окна. Слой окон, слой шерстяных одеял, чтобы не побились стекла, они вывинтили даже краны и душевые решетки. Тарелочные мины набиты аспирином, ружейные стволы шариковыми ручками и стержнями, а топливные баки в ракетах земля-земля вроде как уже набивают сегедской паприкой. Эти советские вывозят даже шоколад и парадскую минеральную воду. Если бы они могли, они бы вывезли всю венгерскую пищевую промышленность. А вот дерьмо, да, дерьмо остается здесь. Они потихоньку спустили дизельное топливо в Залу, чтобы было место для кускового сахара. Цистерны заполнены дорогущим кусковым сахаром, а рыба по ходу выпрыгивает на берег, чтобы не задохнуться от нефти. В окрестностях Печа даже у шестилетних детей есть противогазы, они ходят в них в детский сад, как инопланетяне, и гиблое дело отпускать ребенка в лес, потому что за кустами шиповника кучами лежат детонаторы. Одна учительница, плача, рассказывала корреспонденту, что попросила ластик у первоклассника, а у пацана в пенале одни автоматные патроны. Боевые патроны преспокойно лежали в ряд, как простые карандаши. И тогда она проверила у всех ранцы и нашла боеприпасов больше, чем книг и тетрадей. За тридцать патронов дают ручную гранату, такой курс, говорят первоклассники и еще жалуются, что им перепадают остатки, потому что четвероклассники нашли яму с оружием, и у них даже есть целый автомат. Представляете, говорят они, автоматом гораздо лучше рубить деревья, чем цепной пилой. Папа не меньше двух минут возится с кустом, а Шани Понграц из четвертого Б за полторы минуты выпустил очередь, и дерево вмиг рухнуло. Мы засекали по времени, и не волнуйтесь, мы все отошли.


Рекомендуем почитать
Акка и император

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гуляш из турула

Известный писатель и репортер Кшиштоф Варга (р. 1968) по матери поляк, по отцу — венгр. Эта задиристая книга о Венгрии написана по-польски: не только в смысле языка, но и в смысле стиля. Она едко высмеивает национальную мифологию и вместе с тем полна меланхолии, свойственной рассказам о местах, где прошло детство. Варга пишет о ежедневной жизни пештских предместий, уличных протестах против правительства Дьюрчаня, о старых троллейбусах, милых его сердцу забегаловках и маленьких ресторанчиках, которые неведомы туристам, о путешествии со стариком-отцом из Варшавы в Будапешт… Турул — это, по словам автора, «помесь орла с гусем», олицетворение «венгерской мечты и венгерских комплексов».


Коза-дереза

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Время московское

Николай Иванович Шадрин родился в 1947 году в Сибири. В 1972 году окончил институт искусств во Владивостоке. Работает актером.Автор семи книг. Лауреат областной премии им. А.С. Пушкина, Всероссийской премии им. В.М. Шукшина (1999) за лучший короткий рассказ.


Страшно жить, мама

Это история о матери и ее дочке Анжелике. Две потерянные души, два одиночества. Мама в поисках счастья и любви, в бесконечном страхе за свою дочь. Она не замечает, как ломает Анжелику, как сильно маленькая девочка перенимает мамины страхи и вбирает их в себя. Чтобы в дальнейшем повторить мамину судьбу, отчаянно борясь с одиночеством и тревогой.Мама – обычная женщина, та, что пытается одна воспитывать дочь, та, что отчаянно цепляется за мужчин, с которыми сталкивает ее судьба.Анжелика – маленькая девочка, которой так не хватает любви и ласки.


Четверо против людей Кардинала

Повесть «Четверо против людей Кардинала» написана о четырех друзьях, которые во всем хотели быть похожими на мушкетеров, приключенческом стиле, а также о вокально-инструментальном ансамбле 70–80-х, который они создали. В приложении вы найдёте авторские тексты песен.