Сплошные сложности - [9]

Бо подняла руку перед Челси, и они шлепнули ладонью о ладонь.

- Не хочу думать о твоем отъезде. Так что давай не будем говорить о нем, по крайней мере, три месяца.

- Хорошо.

- Что ты наденешь в свой первый рабочий день?

Челси подумала о мужчине, который оскорбил ее интеллект и ее одежду.

- У меня есть туника от Готье, я надену ее с ремнем и обтягивающими джинсами.

Если Марку не нравится Пуччи, он возненавидит украшенный перьями наряд от Готье.

- Будь помягче с бедным парнем, Челс, - сказала Бо, зевая. – Он вышел из реабилитационного госпиталя всего месяц назад. Не знаю, сможет ли его тело выдержать такое потрясения

Блики света от шестидесятидюймового экрана плясали на обнаженной груди Марка. Правой рукой он сжимал мячик для снятия стресса, наблюдая за лучшими моментами последней игры. Бресслер сидел на кожаном диване в своей главной спальне: черный силуэт в темноте. Лучшие моменты Кубка Стэнли сменило интервью, сделанное этим утром в «Кей». Марк смотрел на себя и удивлялся, как его голосу удалось так нормально звучать, а ему - выглядеть так нормально. Несчастный случай, который переломал ему кости, вырвал его душу. Хитмэн был пуст внутри, и в этот вакуум просачивалась черная злость. Это было то, с чем он не мог справиться. Не пытался справиться. Без своего гнева он был пуст.

Свободной рукой Марк поднял пульт и направил его на телевизор. Нажав большим пальцем на кнопку со стрелкой вверх, пролистал реалити-шоу, повторы на кабельном и задержался на порно на канале «Синемакс». На экране две женщины вели себя как кошки, облизывая друг друга. У них были неплохие сиськи, выбритые киски и каблуки, как у стриптизерш. Раньше это стало бы чем-то вроде высококлассного развлечения, которым Бресслер мог бы насладиться. Одна из женщин прижалась лицом между ног другой, и он смотрел несколько мгновений… в ожидании.

В его боксерах ничего не поднялось, и Хитмэн выключил телевизор, погружая комнату во тьму, отбросил наполненный гелем шарик на диван и поднялся. После несчастного случая даже приличной эрекции у него не было, думал Марк, двигаясь к кровати. Вероятно, дело в таблетках. Или, может, его член просто больше не работает. Удивительно, но это не беспокоило так сильно, как должно было бы.

Принимая во внимание его сексуальную жизнь до аварии, то, что у него не вставало, должно было испугать Марка до смерти. У него всегда могло встать. День или ночь – не имело значения. Хитмэн всегда был готов. Ему никогда не требовалось многого для правильного настроения. А теперь - даже горячее лесбийское порно не вызывало никаких эмоций.

Откинув толстые покрывала, Марк забрался на кровать. Он стал лишь оболочкой мужчины, которым был когда-то. Так душераздирающе, что он мог бы взять пузырек с таблетками, стоявший на ночном столике, и положить этому конец. Если бы такой поступок не был еще более душераздирающим. Если бы это не было решением труса.

Марк никогда не принимал трусливых решений ни в чем. Он ненавидел слабость, что было одной из причин, по которой он ненавидел этих сиделок, хлопотавших вокруг него, считавших ему пульс и проверявших таблетки.

Через несколько минут подействовал «эмбиен», и Марк провалился в глубокий безмятежный сон. И снилась ему лишь единственная мечта, которая у него когда-либо была. Он слышал рев толпы, который смешивался с щелчками графитовых клюшек по льду и «ш-ш-ш» бритвенно-острых коньков. Запахи арены наполняли его нос: пот и кожа, свежий лед и случайно долетевший аромат хот-догов и пива. Хитмэн мог чувствовать адреналин и изнеможение во рту, пока его сердце и ноги неслись по льду - шайба на крюке клюшки. Он мог чувствовать холодный ветер, овевавший щеки, забиравшийся за ворот свитера и охлаждавший пот на груди. Тысячи глаз смотрели на Марка: он ощущал их ожидание, мог видеть волнение на размытых лицах, когда проносился мимо.

В своих снах он возвращался. Он снова был целым. Был мужчиной. Его движения были плавными и легкими и без боли. Иногда ему снилось, что он играет в гольф или бросает фрисби своей старой собаке Бэйб. Бэйб умерла пять лет назад, но это не имело значения. Во сне они оба были полны жизни.

Но в суровом свете утра он всегда просыпался в сокрушительной реальности: жизнь, которую он знал, закончилась. Изменилась. Превратилась во что-то другое. И он всегда просыпался с болью: застывшие мышцы и ноющие кости.

Лучи утреннего солнца проникли в щель между занавесками и упали в изножье кровати королевских размеров. Марк открыл глаза, и по телу прокатилась первая волна боли. Он взглянул на часы, стоявшие на ночном столике. Восемь двадцать пять утра. Он проспал отличных девять часов, но не чувствовал себя отдохнувшим. Бедро пульсировало, а мышцы ноги застыли. Марк медленно поднялся, отказываясь стонать или охать, пока перебирался к краю постели.

Ему нужно было шевелиться, прежде чем мышцы охватит спазм, но он не мог двигаться слишком быстро, иначе мышцы завяжутся узлом. Марк потянулся за пузырьком «викодина» на столике у кровати и проглотил несколько таблеток. Осторожно встал и взял алюминиевую четырехугольную трость, стоявшую рядом с кроватью. Большую часть времени он чувствовал себя хромым стариком, а в особенности по утрам, прежде чем мог разогреть мышцы.