Сплошные прелести - [35]

— Ну и смешные они, люди, — сказала она. — Как припомню всех джентльменов, которые здесь поперебывали, слово даю, не поверите, какие вещи я про них знаю, одна другой смешней. Бывает, спать давно пора, а все думаю о них — и ха-ха-ха. Да что за жизнь, коли не от чего посмеяться, а с жильцами, ей-богу, не соскучишься.

Глава тринадцатая

Я прожил у миссис Хадсон почти три года, прежде чем вновь повстречаться с Дрифилдами. Жизнь моя шла по строгому режиму. Весь день я проводил в больнице, а часов в шесть возвращался пешком на Винсент-сквер. У Ламбетского моста покупал «Стар» и читал ее, пока не подадут обед. Потом час-другой я отводил серьезному чтению — произведениям, способным расширить мой кругозор, ибо я был юношей деятельным, прилежным и собранным; после этого я до самого сна писал романы и пьесы. Сам не знаю отчего, как-то в конце июня я решил пройтись по Воксхол-бридж-род. Мне нравилась шумная суета этой улицы, ее похотливая бойкость подмывала и настраивала на такой лад, будто в любой миг с тобой может что-то приключиться. Я шагал в мечтательности и вдруг услышал, что меня окликают. Остановился, огляделся — и поразился, увидев миссис Дрифилд. Она улыбалась мне.

— Узнаете?

— Да. Миссис Дрифилд.

И хоть был я уже взрослый, но почувствовал, что краснею, словно в шестнадцать лет, и не знал, как быть. При моих викторианских понятиях о чести я сурово осуждал Дрифилдов, скрывшихся из Блэкстебла, не рассчитавшись с долгами, и полагал это весьма неблаговидным. Я живо представлял себе, насколько им стыдно, и был крайне озадачен тем, что миссис Дрифилд в состоянии заговорить с человеком, знавшим об этом позорном поступке. Если б я первый заметил ее, то отвел бы глаза, по своей деликатности догадываясь, что ей предпочтительней избежать горького унижения при встрече со мной; она, однако, с явным удовольствием пожала мне руку.

— Приятно увидеть кого-то из Блэкстебла. Ведь мы тогда в спешке снялись оттуда.

Она засмеялась, и я за ней; правда, ее смех был радостным и беззаботным, а мой, как я чувствовал, — натянутым.

— Я слыхала, там бучу устроили, когда мы дали деру. Тед чуть со смеху не лопнул, когда узнал. Что ваш дядя-то говорил?

Я быстро настроился на верный тон. Пусть она не думает, будто я наподобие других неспособен видеть во всем этом просто шутку.

— Вы ж его знаете. Он такой старомодный.

— Да, весь Блэкстебл такой. Встряхнуть их надо от спячки. — Она дружески глядела на меня. — Вы сильно выросли, пока мы не видались. И усы отпускаете.

— Да, — сказал я, накручивая их, сколько позволяла длина, — они у меня давным-давно.

— И летит же время! Четыре года назад вы были мальчик, а теперь — мужчина.

— Как и следовало ожидать, — чуть надменно ответил я. — Мне скоро двадцать один.

Я пригляделся к миссис Дрифилд. На ней была маленькая шляпка с перьями и светло-серое платье с широким напуском в плечах и длинным треном. Она показалась мне очень нарядной. Я всегда считал ее лицо приятным, но тут впервые заметил, что она красива. Глаза у нее оказались голубей, чем мне помнилось, а кожа почти как слоновая кость.

— А ведь мы тут живем прямо за углом, — сказала она.

— И я тоже.

— Мы — на Лимпус-род. Почитай, все время, как переехали из Блэкстебла.

— Ну а я уже около двух лет — на Винсент-сквер.

— Я знала, что вы в Лондоне. Джордж Кемп мне сообщил, и я часто думала, отчего ж вас не видно. А может, пойдемте со мной? Тед обрадуется, когда вас увидит.

— Я не прочь.

По пути она рассказала мне, что Дрифилд работает редактором в одной еженедельной газете; последняя его книга пошла лучше всех остальных, так что он надеется получить приличный аванс под следующую. Оказалось, она знает многие блэкстеблские новости, и это напомнило мне, что Лорда Джорджа подозревали в пособничестве побегу. Как я догадался, время от времени он им писал. Пока мы шли, я заметил, что прохожие мужчины останавливали взгляд на миссис Дрифилд, и тут сообразил, что они тоже находят ее красивой. В моей походке прибавилось важности.

Лимпус-род была улицей широкой и прямой, она проходила параллельно Воксхол-бридж-род. Одноликие оштукатуренные дома, крашенные в темные тона, выглядели солидно, имели представительные портики. Наверное, их строили в расчете на столичных заправил, но улица потеряла свой авторитет или так и не привлекла той публики, на какую рассчитывала; ее подточенная респектабельность отдавала одновременно крохоборством и беспутством, отчего вызывала сравнение с людьми, видавшими лучшие дни и обсуждающими теперь под хмельком свое благоденствие в молодости. Дрифилды жили в доме скучного рыжего цвета. Миссис Дрифилд провела меня в узкую темную прихожую и сказала:

— Заходите. Я скажу Теду, кто пришел.

Она скрылась, а я вошел в гостиную. Дрифилды снимали два этажа у дамы, жившей над ними. Комната, в которую я попал, оказалась обставлена словно отходами аукционов. Тут были и тяжелые бархатные занавески с длинной бахромой, все в тесьме и фестонах, и золоченый гарнитур с желтой обивкой на обтяжных пуговичках, а посреди комнаты — огромный пуф. Тут были и серванты с позолотой, уставленные массой разных вещиц, фарфором, статуэтками из слоновой кости, резьбой по дереву, индийской чеканкой, а на стенах висели большие картины, на которых маслом были изображены горные ущелья, лани и охотники. Миссис Дрифилд привела своего мужа, и он тепло меня приветствовал. На нем был заношенный пиджак из альпаки и серые брюки; бороду он сбрил, оставив только усы и эспаньолочку. Впервые я обратил внимание, что ростом он очень невелик; но выглядеть он стал значительней, чем-то смахивал на иностранца, а это, по моим представлениям, и был облик, надлежащий литератору.