Сплошной обман - [39]

Сестры обменялись недоуменными взглядами.

— Что дальше? — "Доктор" глубокомысленно закатил глаза. — Нельзя вмешиваться в процесс выздоровления. Если больную поместить в клиническую атмосферу какой–нибудь захудалой сельской больницы, боюсь, это приведет к самым пагубным последствиям.

Да пошел ты, Гарри!

— О боже! — испуганным хором отозвались Гиацинта с Примулой.

Доктор Ступни рассеянно подцепил чашку с жиденьким чаем.

— Осторожные расспросы, которым я подверг пациентку, пока она находилась в полукоматозном состоянии, выявили сильную склонность к амнезии, поскольку ее разум и прежде находился в беспокойном состоянии. Причиной тому — несчастная любовь. — Чай выплеснулся из чашки "доктора". Сестры Трамвелл, наверное, сочли это профессиональной рассеянностью, но я‑то знала, что Гарри от души потешается. — Ее бывший возлюбленный — сущее животное. Любая нежно воспитанная юная девушка была бы… но я не стану вдаваться в подробности.

— Да–да, мы не желаем этого слышать, — чопорно пробормотала Примула.

— Ну, не знаю, может, нам все же следует… — неуверенно возразила Гиацинта.

Доктор Ступни поджал губы, и я испугалась, как бы у него не отвалились усы.

— Печальный случай. Два потрясения подряд вкупе с очевидным одиночеством пациентки могут на неопределенно долгое время отложить окончательное выздоровление. Но я верю, что процесс пойдет быстрее, если вы по–прежнему будете оказывать ей поддержку. Благодаря вам пациентка, возможно, вновь научится доверять людям.

И "эскулап" залпом прикончил остатки чая, едва не утопив в них роскошные усы.

Он что, никогда не уйдет?

Гиацинта расправила свои и без того прямые плечи.

— Не беспокойтесь, доктор! Мы с сестрой всегда понимали, в чем наш гражданский долг.

"Доктор" посмотрел на часы, стоящие на каминной доске, суетливо пресек все уговоры остаться на обед и, подхватив свой черный саквояжик, чмокнул подставленные руки старушек. Обернувшись напоследок, мистер Ступни посулил обучить меня нескольким умственным упражнениям, которые могут "пригодиться в жизни".

— На случай, если захочешь со мной поговорить, я буду ждать тебя на развалинах каждое утро в три часа. Можешь черкнуть письмо для отца, — прошептал он у входной двери, и я, кивнув, буквально вытолкала его из дома.

Я скорее почувствовала, чем услышала приближение Страша.

— Кушать подано, мисс. В столовой. Когда я туда вошла, сестры уже сидели за столом и созерцали куриный салат.

— Принимая во внимание все обстоятельства, не таким уж неприятным типом оказался этот доктор, — сказала Гиацинта, когда я села и развернула салфетку.

— Принимая во внимание мое положение?

— И его омерзительные усы! У нашей сестры Фиалки однажды был очень красивый ухажер, но отец убедил нас, что всякий, кто носит усы, непременно скрывает какую–нибудь порочную тайну. И из этого ничего не вышло.

Остаток дня прошел спокойно. Когда мы переместились в гостиную, Гиацинта попросила меня помочь ей мотать шерсть довольно миленького розового оттенка, из которой она собиралась что–нибудь связать для младшего ребенка Фиалки. Американские дети любят получать подарки из Англии. Но только я вознамерилась разузнать о Фиалке побольше — например, когда и за кого она вышла замуж, — как в мотке шерсти обнаружился узелок. Мы пытались распутать его, но Примула нависла над нами, закрывая свет.

— Такая большая и стремительная страна, эта Америка, — зачастила она. — Я никогда не могла до конца понять, как Фиалка приспособилась к образу жизни этих странных созданий, впрочем, она всегда была такой энергичной. Я слышала, они там не пользуются тарелочками для бутербродов. Нет, дорогая, мы никогда не бывали в Америке. Фиалка много раз звала нас, но ее муж… поверь, это страшный человек! — Она хихикнула. — Чем меньше мы будем о нем говорить, тем лучше, да и, чего скрывать, мы с Гиацинтой никогда не питали склонности к путешествиям. Что довольно удивительно, если принять во внимание теорию о наследственности. Наш прапрапрадедушка Синклер Трамвелл объездил весь мир.

— Он был моряком?

— Дегустатором чая, — ответила Гиацинта. Узелок благополучно распутался, и шерстяная нить вновь плавно скользила в ее пальцах. — Это первый человек из нашего семейного клана, занявшийся торговлей. В те времена торговля считалась крайне недостойным занятием, но от Синклера осталось несколько изящных безделушек.

— Люди тогда были очень ограниченными! — Примула села, поставив ноги на низенькую скамеечку. — Правда, один из наших предков женился на дочери хозяина гостиницы; ты еще увидишь ее портрет, девица выглядит вполне смышленой. Но в нашем роду только Синклер бредил морем и любил опасности. В те далекие дни чай был все равно что золото, и Синклеру удалось поправить пошатнувшееся финансовое благополучие семьи.

— Я видела его портрет в холле.

Клубок шерсти чуть не упал у меня с колен, я судорожно подхватила его. Гиацинта кивнула.

— У него вид то ли пирата, то ли контрабандиста, не правда ли? Оба определения вполне годятся. Сегодня Синклера назвали бы просто ловким коммерсантом. Судя по рассказам, он пользовался любовью среди тогдашних обитателей этого дома — он их не беспокоил, поскольку почти всегда отсутствовал, а когда приезжал, был терпимым и щедрым. Правда, и враги у него тоже имелись. Наш предок и местный сквайр готовы были перегрызть друг другу глотки. Однажды за обедом старик Гранди поднял шум, требуя убрать сардины. Он обвинил Синклера, мол, тот хотел нанести ему смертельное оскорбление, подсовывая на обед каких–то рыбешек.