Сплетни и K-pop - [30]

— Сори обучила сотни студентов современному пению, — добавила мисс Джеки. — Ты должна считать огромной честью учиться у такого человека.

Я изумленно уставилась на Сори.

— Иди сюда, мое меццо-сопрано[15], — поманила она, озорно причмокивая губами. Я подошла к ее табурету, и она взяла меня за подбородок рукой. Я чувствовала маленькие частички соли на кончиках ее пальцев. — Анньейнхикасейо![16] — сказала она мисс Джеки через мое плечо, не сводя глаз с моего лица.

Мисс Джеки молча поклонилась и оставила меня в буквальном смысле в руках моего нового учителя вокала.

— Bienvenidos[17], Элис! Только взрослые зовут меня Сори. Ты зовешь меня сонсэнним.

Сонсэнним по-корейски означало «учитель»: все учителя хотели, чтобы я так их называла.

— Хорошо, сонсэнним, — сказала я сквозь зубы: моя челюсть все еще была сжата в ее мягкой руке. Она улыбнулась глазами, затем отпустила меня.

— Итак, чика[18], я хочу знать, почему ты решила заниматься пением. Скажи мне.

— Ну, я… — Я растерялась. Никто никогда раньше не спрашивал меня об этом. — Я бы не сказала, что это мой выбор. Наверное, я люблю петь, потому что это делает меня счастливой? — Это прозвучало скорее как вопрос, чем как ответ.

— Мм. — Сори сунула чипсы в рот и задумчиво пожевала. — Скажи мне, что ты чувствуешь, когда поешь?

Мне даже не нужно было думать, прежде чем ответить.

— Пение — это единственное, что может заставить меня чувствовать себя бесстрашной. Мне нравится, как песня просто изливается из меня, и я могу отключить голову. Когда я беру определенные ноты, как будто действительно нажимаю на них, я испытываю такое чувство, как будто мое сердце разрывается, но только от счастья. Я не знаю… Наверное, я говорю что-то странное?

— Мм, нет. Мне знакомы эти чувства. Как будто сердце тебе больше не принадлежит, да?

— Вот именно!

— Я чувствую это, когда слушаю тебя, Элис. Твое пение… оно напоминает мне меня саму.

— Правда? — тихо спросила я.

— Пойдем, я тебе кое-что покажу. — Сори соскочила со стула и подвела меня к своему столу, заваленному нотами и скомканными бумагами. Она взяла фотографию в рамке и протянула мне. Это была черно-белая фотография женщины на сцене переполненного открытого стадиона. На ней было платье в горошек, прическа в виде пчелиного улья, и она пела в один из тех старомодных хромированных микрофонов. Ее рот был широко открыт, глаза зажмурены, руки откинуты назад: она будто выкрикивала что-то, от чего зависит ее жизнь.

— Это вы? — догадалась я.

— Это я.

— Вау, это потрясающе. Я понятия не имела, что вы такая знаменитая.

— И посмотри на это, — сказала она, указывая на другую фотографию в рамке на стене. — Здесь я участвовала в шоу Эда Салливана.

— О боже мой! — Я слышала о шоу Эда Салливана, мои бабушка и дедушка смотрели его по телевизору. Иногда там выступали такие артисты, как Элвис Пресли и «Битлз». Оказывается, Сори была одной из них!

— Когда я была в твоем возрасте, петь было так легко. У меня такой же красивый голос, как и у тебя, — все так говорят. Пение тоже вызывает у меня чувство разбитого сердца, только для меня это похоже на полет.

Я точно знала, что она имела в виду: иногда мне тоже казалось, что я лечу, когда пою.

— Но… — Сори засунула мизинец в уголок рта и выудила что-то из заднего коренного зуба. — Профессиональное пение — это не только чувства. Ты не можешь все время отключать свой мозг. Часто это трудно выполнить — требуется дисциплина. Хорошо, что ты чувствуешь себя бесстрашной, когда поешь, потому что тренировка — обучение дисциплине — может быть очень болезненной. Ты уже знаешь это, да?

Я кивнула, хотя на самом деле не могла представить, как пение причиняет боль. По крайней мере, этого никогда не происходило, когда я тренировалась дома.

— Тоp-10 ожидают от тебя так много, почти как от совершенства. И я тоже. Пение — это не просто голос, это образ жизни. Итак, в этой комнате мы работаем не только над голосом, но и над многими другими вещами. Договорились?

— Конечно, — пообещала я. Казалось, я всю свою жизнь ждала встречи с кем-то, кто относился бы к пению так же серьезно, как и я. И вот этот человек здесь.

— Хорошо, — сказала она, похлопав меня по щеке. — Хорошо, время для разминки, моя дорогая!

Я сразу поняла, что Сори хочет перевести мое пение на новый уровень — она не шутила про свои большие ожидания. Она разобрала все вредные привычки, которые у меня появились за месяцы, прошедшие с последнего урока вокала, и заставила выполнять дыхательные упражнения, которые я никогда раньше не делала. И они действительно были тяжелыми. В какой-то момент она заставила меня почти полчаса сидеть на корточках на земле, чтобы я могла получить лучший доступ к своей диафрагме. Однако было так приятно снова по-настоящему использовать свой голос, и к концу урока я звучала лучше, чем когда-либо за последний год. Это было почти как возвращение домой. Почти.

Выходя из кабинета Сори, я была так взвинчена, что не заметила, как кто-то еще ждал в коридоре.

— Элис, у тебя есть секундочка? — спросила Ария, постукивая меня по плечу двумя пальцами. Она каким-то образом нашла время днем, чтобы принять душ и переодеться в спортивную одежду. Ее волосы были собраны в длинный изящный конский хвост с небольшим завитком в виде штопора на конце, на ней были узкие джинсы с высокой талией и атласный топ. Я взглянула на свою собственную рубашку и поняла, что даже не постирала ее, перед тем как положить в чемодан.